Око волка

Эд осмотрел дверь, проверяя, есть ли сигнализация. Понадеявшись, что она выключена, сел на корточки у замка, достал отмычки и начал ковыряться. Замок оказался дорогой, многоцилиндровый, и Эд потратил некоторое время, соображая, сколько цилиндров вообще, пять или шесть. Но вот замок щелкнул, дверь неслышно растворилась. Тут же на волков хлынула волна тошнотворной вони, будто давным-давно немытого пса облили водой, да так и оставили спать под дверью.

Волки прошли в духоту полутемной квартиры. Здесь стоял спертый, густой дурман, и нос резал запах горячки, распыленный кругом, словно красный перец.

– А парень не бедствует, – присвистнул Эд.

Просторный коридор, ведущий сразу в три комнаты, был отделан в греческом стиле. Площадку возле входной двери отгораживала гипсовая арка, стилизованная под дорические колонны. Пол был устлан керамической мозаикой с изображением греческих же орнаментов. Стены – выкрашены в светло-золотистый цвет. То тут, то там поблескивали фрески, изображающие деяния древних героев. Справа от входной двери размещался шкаф для верхней одежды, а слева – зеркало. За аркой величаво расстилалась тигриная шкура, да такая большая, что ее края расползлись аж в два противоположного прохода. По бокам, за шкурой, высились две тумбы, на одной из которых стояла ваза с декоративными цветами. Ваза с другой тумбы валялась рядом, разбитая, а высоко над ней белел пульт сигнализации. Выключенный.

Детективы осторожно прошли вглубь квартиры. Напротив входной двери темнел проход в просторную еле различимую комнату, а по правой и левой стене, друг напротив друга – выходы на кухню и спальню. Джон сразу завернул в спальню, а Эд встал в проеме на кухню. Большая, светлая и красиво отделанная. Пол в черно-белой кафельной плитке, кругом дорогая, украшенная мебель, несколько зеркал вдоль стен. У окон, что напротив входа, – длинный стеклянный бар. Посреди кухни чернел обеденный стол на четыре персоны. По правую сторону еще два прохода: в просторный кабинет и, видимо, ванную. Не смотря на общую роскошь, в комнате царил настоящий бардак. Пахло дикарем, гнилым говяжьим мясом, алкоголем. В баре почти все бутылки или разлиты, или валялись разбитые, а кухонная мебель была измазана кровью. Кровь сочилась и из выключенного холодильника. На столе лежали черепки фарфорового сервиза.

– Иди сюда, – позвал Джон.

Эдвард перешел в спальню. Довольно роскошную, выполненную в приятных персиковых тонах. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать, напротив нее – широкий телевизор. На соседнем столе высился компьютерный комплекс с двумя мониторами, стойками для планшетов. На полу – ковры и шкура медведя. Небольшой шкаф с разномастной макулатурой, вроде глянцевых журналов, газет, дешевого и популярного чтива. Вот только и тут кругом все разворочено. Подушки и матрац на кровати – выпотрошены и восстановлению не подлежали. Бумага из шкафа – наполовину выкинута, заляпана кровью. Телевизор разбит. Перед кроватью навалена куча фотографий. Джон протянул несколько Эду.

– Он сбит с толку, – сказал наставник, включая компьютер.

– Конечно, у него горячка, – отозвался ученик, перебирая фотографии.

– Не в горячке дело. Его человеческая натура еще борется, и он пытается понять, что ему делать дальше.

– Я все еще вижу следы горячки.

– Посмотри вокруг, Эд. Этот парень – перфекционист. Он из золотой молодежи, но квартиру содержал в идеальном порядке, все вещи на своих местах. Будь это горячка, то разнес бы все к чертовой матери, но он лишь неуклюже пытается удержать себя в руках, пока решает, что делать.

– А вот это тоже не горячка? – указал Эд на развороченную кровать.

– Вспомни, что сам сотворил с кроватью во время кошмара. Та ночь, о которой ты рассказывал. – Джон вздохнул, отвернувшись к загрузившемуся компьютеру. – Он даже пароль на него не поставил, и с сигнализации квартиру снял – упрощает жизнь, чтобы не отвлекаться на мелочи. Это не горячка.

Эд снова перебрал фотографии. Клубы, вечеринки, вот фото с выпускного из университета. Девушки, еще девушки. Среди золотой молодежи выделялся только он – их дикарь, тогда еще бывший человеком. Он одевался как окружающие, улыбался как окружающие, так же бесстыдно чудил, но был другим. С фотографий смотрели иные глаза. Умные, спокойные, словно ничего вокруг его не трогало. Глаза человека, нацепившего маску для окружающих, но сам витающий в своих грандиозных мыслях. Он был высок, жилист, не сказать, что красив лицом, но впечатляющ. Настоящий аристократ среди плебеев.