Снова сладко запел синтезированный юноша. Бисеза огляделась по сторонам. Это была ее спальня в ее лондонской квартире. Она казалась такой маленькой и тесной. А кровать — большая, мягкая, аккуратно застеленная.
Она подошла к окну. Ее солдатские ботинки тяжело ступали по ковру и оставляли следы — с них осыпалась красная пыль. Небо было серым, вот-вот должно было встать солнце, из полумрака проступал силуэт лондонского городского пейзажа.
— Стена.
— Бисеза?
— Какой сегодня день?
— Вторник.
— Меня интересует дата.
— А. Девятое июня две тысячи тридцать седьмого года.
День после крушения вертолета.
— Я должна находиться в Афганистане.
Софт-стена кашлянула.
— Я успела привыкнуть к тому, что у тебя частенько меняются планы, Бисеза. Помнится, как-то раз…
— Мам?
Тихий сонный голосок. Бисеза обернулась.
Она стояла на пороге — босая, с голым животом и растрепанными волосами, и терла кулаком глаза. Заспанная восьмилетняя девчушка. На ней была ее любимая пижамка — та самая, с пляшущими героями мультиков. Она не желала с ней расставаться, хотя пижама ей была мала уже на пару размеров.
— Ты не говорила, что приедешь.
Что-то надорвалось в груди у Бисезы. Она бросилась к дочери.
— О Майра… Майра съежилась.
— От тебя как-то пахнет… смешно.
Бисеза в ужасе окинула себя взглядом. В своем оранжевом летном комбинезоне, испачканном, изорванном, покрытом коркой пропитанного потом песка, она смотрелась в квартире из двадцать первого века примерно так же странно, как если бы на ней был космический скафандр.
Она заставила себя улыбнуться.
— Пожалуй, надо мне душ принять. А потом мы позавтракаем, и я тебе все-все расскажу…
Освещенность комнаты немного изменилась. Бисеза повернула голову к окну. Над городом, словно дирижабль, парило Око. Бисеза не смогла бы определить, насколько оно велико, на какой высоте находится.
А над крышами Лондона поднималось зловещее солнце.