«Реанимационная кардиологическая помощь» слишком дорогое удовольствие, чтобы пользовать ею мертвых, даже не каждому живому она по карману. Но на этот раз доктор сделал одолжение для умершего, решил сам его доставить в больничный морг, не вызывая менее навороченную «скорую помощь».
— Куда жмурика хотите везти? — шепотом поинтересовался Степа Басенок у Василькова.
— Я так и знал, — узнал Басенка доктор, — что это криминал какой-то. У меня за всю двадцатилетнюю практику это первый случай смерти от инфаркта в восемнадцать лет.
— Тогда доставьте его в судебно-экспертизный морг, — посоветовал Степа доктору. — И вот, — он подмигнул Моржакову, — участкового с собой возьмите.
— Участкового давайте, — согласился Васильков, — а умершего я повезу в наш морг, он скончался в тот момент, когда я оказывал помощь, инфаркт развился в моем присутствии, теперь нужно отчитываться.
— Ну и хорошо, — обрадовался Степа, — участкового берите, и вперед, нам главное результат вскрытия. И не казнитесь вы так. На мой взгляд, парень умер бы в любом случае, даже если бы лежал посередине ЦКБ в палате для президента.
— К вашему сведению, — с иронией посмотрел на Степу Васильков, усаживаясь на свое место в микроавтобусе, — в такой палате он не умер бы, даже если бы умер. На том уровне, от рождения до шестидесяти лет, на тот свет не отпускают без заявления «по собственному желанию». А на нашем уровне, — доктор похлопал по чемоданчику с портативным оборудованием и необходимым минимумом лекарств, — не хочешь — заставим.
Бербер, Мукасей Изольд Иванович, который «лабал» на трубе в местном джазе, а потом «женился и запил», на самом деле не просто лабал, а был настоящим профессиональным трубачом. Послушав запись Мукасея, присланную ему кем-то из почитателей таланта Изольда Ивановича, сам великий Ренди Брекер якобы сказал: «О, это настоящий серебряный звук, доступный только гению». Впрочем, это была версия самого Изольда Ивановича.
— Муж дома? — сурово спросил у супруги Мукасея вернувшийся из морга на такси Моржаков. — Очень срочно по делу нужен.
— Там, — мотнула головой куда-то в глубь двора стоящая возле окна тощая неряшливая, угловато-стервозная супруга Изольда Ивановича, — в нужнике на улице…
Позже местная газета «Городская площадь» под заголовком «Смерть в нужнике» поведала о самоубийстве талантливого музыканта. Бербер обставил свою смерть в полном соответствии с эстетикой рок-н-ролльного мазохизма: спущенные штаны, проволочная петля, протянутая от задней стены, и подогнутые в коленях ноги. Спустя сорок дней после этого «самоубийства» священник Никольской церкви, отец Александр, утешал супругу Бербера такими словами:
— Если это самоубийство, значит, на нем смертный непрощаемый грех, прощенный Господом, наложить на себя руки в таком месте равносильно покаянию, а если это убийство, в котором я уверен, чтобы там ни говорили мирские власти, значит, он мученик, красиво убивают лишь негодяев.
Тем не менее, судебная экспертиза не нашла подтверждения убийства в деле Мукасея Изольда Ивановича, «самоубийство депрессивно-алкогольного свойства», сделали вывод судмедэксперты.
…Когда Игорь и Степа распахнули дверь уличного удобства, стоящий позади них участковый Моржаков поспешил заметить:
— Надо, чтобы за нами труповозка ездила, их убивают лишь за то, что они были у этого гомика из «Ночной газеты».
— Это не гомик, — поправил его Степа Басенок, — это разведка.
— Ну что там такое? — почувствовав неладное, жена Бербера вышла во двор. — Что вы там стоите?
— Ждем-с, Катюша, — развел руками участковый, хорошо знающий супружескую пару Мукасеев. — Что естественно, то не безобразно, но иногда выходит с задержкой.
В это время у Степы засигналил мобильник.
— Да? Что там стряслось?
— Не груби, — одернул его Самсонов. — Ты зачем так много трупов вокруг простенького убийства с ограблением организовал?
— Всего два, — решил прояснить ситуацию Басенок и на всякий случай спросил: — А что у Стромова?
— Да ничего, — успокоил его Самсонов. — Степиков, автослесарь, от передоза загнулся, Стромов его уже на вскрытие отправил, а Фелюга, подлец Найденов, в море ушел и не вернулся. Что с Бербером?
— В нужнике. — Степа бросил взгляд на продолжающую смотреть на них женщину и пояснил: — Повесился…