Око вселенной

Сергей Иванович Байбаков даже в страшном сне не смог бы представить, что перед ним только что в главном здании ЦБ буквально в нескольких десятках метров от кабинета Контролера и приемной Председателя Центробанка, был разыгран спектакль. Антон Кузьмич Енин, жилец странного дома под двадцать первым номером в центре Москвы, не соединялся с Контролером, он был «музыкантом» другого оркестра, которым дирижировал великий одесский Капитан. Сразу же после того, как Сергей Иванович стал интересоваться Капитаном, его обаяние перестало действовать на Антона Кузьмича. Так что Байбак был одурачен почти моментально и, главное, надолго. Ему бы даже в голову не пришло, что кто-то из их внутрибанковской группы может работать ради каких-то других целей и на кого-то другого, посягнувшего на авторитет Контролера…

Так Капитан сделал первый ход в своей грандиозной афере, откликнувшись на предложение Аскольда Борисовича Иванова, своего ученика, вполне удовлетворительно и грамотно обрисовавшего ему ситуацию и представившего схему увода денег из-под носа Байбака и внутригосударственной мошеннической финансовой группы. Но там, где Аскольд Борисович рассчитывал вернуть свое и наказать тех, кто наказал его, Гарольд Смитович увидел нечто большее и далеко простирающееся, как и положено Капитану.

— В принципе, — Аскольд Борисович провел кончиками пальцев по щеке Капитолины Витальевны, — мы можем вскоре вернуть полмиллиона долларов этому мальчишке Углокамушкину. Они хотя и мои, но все-таки больше его. Я уже и в команде, и в системе, и в игре, то есть богат.

— Понимаешь. — Капитолина Витальевна подошла к зеркалу. — Ты сейчас очень легко и бездумно трижды акцентировался на своем «Я». Видимо, думаешь, что мое «Я» слабее твоего?

Зеркало заиграло бирюзово-морским цветом вокруг отобразившегося в нем Капиного лица. Аскольд Иванов невольно вздрогнул.

— Извини, — смущенно проговорил он, — мы с тобой уже в команде, уже в системе, и мы с тобой богаты.

— Я знаю, — улыбнулась ему Капитолина Витальевна из зеркала. — Об Углокамушкине не беспокойся. — Она взглянула на стенные часы, отобразившиеся, как и она, в зеркале «Клип». — Он сейчас мертвый, а когда оживет, это уже будет как бы и не Углокамушкин.

— Чудно. — Аскольду Борисовичу было наплевать на Углокамушкина, его сейчас занимали лишь два чувства — любовь к этой женщине и ненависть к бывшим соратникам. — Я люблю тебя. Капа Щадская.

— Ну и ладно, — радостно отвернулась от зеркала Капитолина Витальевна и прижалась к Аскольду. — Люби.

Глава вторая

Когда Саша Углокамушкин умер, он по-прежнему был живой, ибо, как говорят ученые танатологи, изучающие структуру фантомных пульсообразований в послесмертном существовании, человек лишь на третьи сутки после смерти начинает понимать, для чего ему была дана жизнь, и вздрагивает.

— Видите ли, — Алексей Васильевич постучал по прозрачной капсуле странной конфигурации, наполненной желеобразной субстанцией золотисто-мрачного цвета, в которую было полностью погружено тело Саши Углокамушкина, — невежество, поддерживающее сверхценность нашего личного «Я», обуславливается активностью какого-то пренебрежительно-насмешливого, дублирующего нас «Я». Вы понимаете, коллега?

— Не совсем. — Генетик по призванию, скульптор по хобби и пресс-атташе индийского посольства по должности подошел к «аквариуму» с отлученным от жизни и смерти телом эксклюзивного разведчика из ВШ СВР России. — Но это не важно. Вам понравилась новая форма искусственной утробы?

— О да! — восхищенно воздел руки Чебрак. — Ваша искусственность намного совершеннее естественности. Надеюсь, у нас все получится.

— Не лукавьте, — усмехнулся индиец. — У нас уже давно все получается. — Он достал из нагрудного кармашка пластинку жевательного бальзама «ночной иней» и положил его в рот. — Правда, этот проект, с использованием вещества «Вспышка», может закончиться непредсказуемым результатом, но, как я понимаю, нам нужен результат, а не его предсказуемость?

— Конечно, — рассеянно покивал головой Алексей Васильевич и передвинул на одно деление рычажок на пульте жизнеобеспечения искусственного материнского чрева. — Но я все просчитал, его непредсказуемость мною предсказана…

Жидкость-желе в рукотворном чреве выполняла ту же роль, что и околоплодные воды в чреве натуральной роженицы. Если полковник Грунина считала, что ее перспективного курсанта-эксклюзива Сашу Углокамушкина, с помощью которого она рассчитывала переориентировать Клэр Гастинг с любви к США на любовь к спецслужбам России, просто «усилят», доведя его магнетический сексуализм до необходимого совершенства, то у Алексея Васильевича Чебрака были другие планы. Именно Сашу Углокамушкина, как имеющего дар тайновидения, Алексей Васильевич решил пропустить через вторичное рождение, трансплантируя в него вторую душу, вторую судьбу и вторую генетическую схему.