Доски скрипели у Бэгнолла под ногами, когда он переходил по мосту в другой район города. Казалось, каменная ограда, за которой стояла церковь Святых Козьмы и Дамиана в Примостье, выстроена еще до того, как возник сам город. Высокий, похожий на луковицу купол венчал православный крест с диагональной планкой.
В отличие от других больших зданий города церковь не бомбили. Впрочем, она казалась заброшенной, краска давно облупилась, а голубиный помет, напоминающий снег, покрывал позеленевшую медь купола.
«Интересно, — подумал Бэгнолл, — коммунисты после революции разрешали использовать церковь по назначению?»
Солдат в форме Красной Армии сидел на ограде церкви. Он — нет,
— Здравствуйте, Татьяна Федоровна, — сказал он и помахал в ответ.
Татьяна Федоровна Пирогова спрыгнула с ограды и зашагала ему навстречу, светлые локоны блестели в ярком солнечном свете. Очень хорошенькая — нет, черт возьми, настоящая красавица! Открытое русское лицо с широкими скулами… Соблазнительных очертаний женственной фигуры не скрывает даже мешковатая форма… Когда Татьяна подошла к Бэгноллу, она облизнула пухлую нижнюю губу, словно прикидывала, какая hors d'oeuvre note 8
из него получится.Может быть… Кто знает. Татьяна стала проявлять интерес к Бэгноллу, когда он начал координировать оборону Пскова во время последнего наступления ящеров. До этого она была подругой Джерома Джоунза, оператора радиолокационной установки. Джоунз, Бэгнолл, Эмбри и Альф Уайт (бедняга Альф
— он погиб во время боя к югу от Пскова) прилетели в Россию с новым радаром.
Однако Бэгнолла смущало не то, что он посягает на женщину своего соотечественника. Очарование Татьяны несколько портила снайперская винтовка с оптическим прицелом, с которой девушка никогда не расставалась. Она была превосходным снайпером, и Бэгнолл не стыдился того, что побаивается прекрасной Татьяны.
Он показал на церковь и сказал:
— Schon.
Татьяна немного понимала по-немецки, хотя сказать практически ничего не могла.
Губы девушки изогнулись, и она что-то быстро проговорила по-русски — Бэгноллу ничего не удалось понять. Тогда Татьяна несколько раз медленно повторила всю фразу, и он наконец сообразил: церковь и все, что с ней связано, есть нечто примитивное, предназначенное для людей с низкой культурой (страшное оскорбление в России), суеверная чепуха… очень жаль, что ни фашисты, ни ящеры ее не разрушили.
Затем Татьяна показала на здание церкви и сделала вид, ч го открывает дверь, после чего задала вопрос, который Бэгнолл понял благодаря долгому общению с русскими офицерами: Татьяна спрашивала, не хочет ли он по-быстрому заняться с ней любовью?
Он покраснел, собрался ответить и неудержимо закашлялся. Даже английские уличные девки не ведут себя так дерзко, а Татьяна, часто менявшая мужчин, конечно же, не проститутка. Бэгнолл пожалел, что она не удовлетворилась Джоунзом и обратила на него свои прекрасные взоры. Слегка заикаясь, он ответил:
— Нет, спасибо, aber nyet. Спасибо, но нет. — Бэгнолл понимал, что говорит на двух языках сразу, но был слишком смущен.
— Буржуй, — презрительно бросила Татьяна.
Она повернулась на каблуках и пошла прочь, покачивая , бедрами, чтобы еще раз показать, чего он лишился.
Бэгнолл ни секунды не сомневался, что Татьяна очень хороша в постели. Тем не менее он предпочел бы переспать с львицей; львица не могла всадить ему пулю в лоб с полутора тысяч ярдов. Он поспешил обратно к Советскому мосту, ведущему к Крому. После встречи с Татьяной предстоящие бои с ящерами показались ему легкой прогулкой по парку.
* * * Остолоп Дэниелс сидел на корточках за перевернутым агрегатом на мясоперерабатывающем заводе. Сверкающие лопасти агрегата наводили его на мрачные мысли. Кажется, что-то шевельнулось в дальнем углу? На всякий случай он выпустил короткую очередь из автомата. Если там и было раньше что-то живое, то теперь все замерло — именно к этому Остолоп и стремился.
— Мясоперерабатывающий завод, клянусь своей задницей, — пробормотал он, — Настоящая бойня, вот и все дела.
Его сильный южный акцент как нельзя лучше соответствовал влажной жаре, установившейся в Чикаго. Дэниелс пожалел, что у него нет противогаза, вроде того, что он носил во Франции в 1918 году; жара и влажность лишь усиливали вонь знаменитых чикагских боен, хотя здесь уже давным-давно не забивали животных. Дэниелсу казалось, что запах не выветрится никогда.
Огромные корпуса мясоперерабатывающей фабрики «Свифт» и завода «Армор» на Расин-авеню, а также мясокомбината на соседней улице находились в самом центре американских позиций в южной части Чикаго. Ящеры активно бомбили корпуса с воздуха, подвергали их безжалостному артиллерийскому обстрелу, но американские солдаты продолжали стойко оборонять развалины. К тому же ящеры не могли пустить в ход танки — выбить противника из города по силам только пехоте.
— Лейтенант Дэниелс! — крикнул радист Хэнк Йорк, у которого был удивительно писклявый голос.
— Что случилось, Хэнк? — спросил Остолоп, не спуская глаз с темного угла, где еще недавно что-то двигалось.