Око за око

— О, я бы тоже не отказался! — воскликнул санитар, что заставило Остолопа заморгать; когда он размышлял о гомиках — что случалось с ним не слишком часто, — он представлял себе, что они потягивают вино, а не пьют пиво.

Санитар внимательно посмотрел на повязки Остолопа, и тот смущенно заерзал. Из того, что он лежит на животе, вовсе не следует…

— Вероятно, вы один из тех немногих людей, которые не станут переживать из-за того, что туалеты не работают. С таким, ранением лучше опуститься на корточки над ведром, чем садиться на стульчак.

— Точно, — согласился Дэниелс. — Я еще не успел подумать на эту тему, но ты совершенно прав.

Постепенно Остолоп начинал приходить в себя. Быть может, начал действовать аспирин или выветриваться эфир.

— Если вам станет хуже или потребуется помощь, позовите меня, — сказал санитар. — Меня зовут Арчи. И не нужно стесняться, я здесь именно для этого.

«Не сомневаюсь». Однако Остолоп промолчал. Как и цветной врач, парень выполнял свою работу. И будет ее выполнять — с удовольствием или без — до тех пор, пока не совершит фатальной ошибки. Остолоп вздохнул. С каждым днем мир становится все безумнее. Впрочем, было бы гораздо лучше, если бы ему не стреляли в задницу.

— Спасибо, Арчи. Если потребуется, я обращусь к тебе за помощью.

* * *

По лицу Джорджа Бэгнолла ручьями стекал пот. Когда лето наконец доползало до Пскова, оно бралось за дело всерьез. Трава на склонах холмов за городом быстро пожелтела от солнца. Лишь хвойные леса к востоку и югу от города оставались такими же темными и мрачными, как и в другие времена года.

Многие немецкие солдаты ходили голыми по пояс, чтобы загореть. Русские не раздевались. Те, кто не носили военную форму и имели смену одежды, перешли на более легкие куртки и штаны. Военная форма Бэгнолла уже давно превратилась в лохмотья, и он обзавелся русской гражданской одеждой, оставил только офицерскую фуражку, которая придавала ему некоторое подобие власти.

К нему подошли и что-то спросили по-русски. Он понял смысл вопроса — где находятся новые конюшни? — и объяснил на своем плохом русском.

— О, — спросил его русский, — вы немец?

— Нет, — покачал головой Бэгнолл. — Англичанин.

С русскими лучше не шутить — никто не знает, как они себя поведут, если примут тебя за немца.

— Ага, англичанин. Хорошо, — сказал русский.

Он что-то добавил, наверное, благодарил за указания, после чего торопливо зашагал в сторону конюшен.

Бэгнолл направился на рыночную площадь. Как и всякий сражающийся солдат, он получал большую порцию черного хлеба, суп из капусты, который назывался щи или борщ, в котором иногда плавали куски курицы, баранины или свинины. Русские ели и нахваливали, немцы ели и не жаловались — зимой, до прихода ящеров, им приходилось питаться мороженой кониной. Бэгноллу хотелось чего-нибудь получше или хотя бы разнообразия; он шел на рынок, чтобы выяснить, не продает ли какая-нибудь бабушка яйца.

Старые и среднего возраста женщины сидели за рядами дощатых столов или прямо на одеялах, где были разложены товары на продажу. Их массивные, угловатые тела с головами, покрытыми платками, напоминали Бэгноллу деревянные русские куклы, которые так ловко вставляются одна в другую. То, как неподвижно они сидели, лишь увеличивало сходство.

Никто не продавал яйца, но это еще ничего не значило. Он уже знал, что торговки часто прячут самые хорошие товары для какого-то определенного покупателя или чтобы их не утащили воришки. Он подошел к одной из бабушек и сказал:

— Добрый день. — Женщина равнодушно посмотрела на него. — Яичница?

Она не ответила на его приветствие, даже не нахмурила брови; просто смотрела мимо, словно он был пустым местом. Пожалуй, его еще никто не воспринимал так презрительно. Она давала ему понять, что у нее нет яиц — а даже если бы и были, она не продала бы их немцу.

До прихода ящеров, пока партизаны не вышли из леса, чтобы предъявить свои права на часть Пскова, она бы не осмелилась так себя вести по отношению к немцу. Если бы у нее были яйца, она бы тут же с ними рассталась или спрятала так, чтобы нацисты их никогда не нашли. А сейчас он решил, что она его просто дразнит.

— Нет немец, — сказал он. — Англичанин.

— Англичанин? — И она быстро заговорила по-русски.

Бэгнолл почти ничего не понял.

Вытащив из корзинки несколько гнилых картофелин — нужно голодать несколько дней, чтобы согласиться их съесть, — она показала, что на донышке лежит несколько яиц.

— Сколько? — спросил он.

Она хотела 500 рублей за яйцо, или 750 марок. С того момента, как Бэгнолл появился в Пскове, немецкая валюта относительно рубля постоянно падала. Советский Союз и Германия продолжали сохранять государственность, но ящеры в Польше и с юга от Пскова полностью перекрыли все контакты местных немецких сил с вермахтом. А вот советское присутствие постоянно росло. Придет день, и возникнут неприятности, словно у красных и нацистов недостаточно было их в прошлом.

— Боже мой! — вскричал Бэгнолл так громко, что на них стали посматривать бабушки, сидящие неподалеку.