Когда ближе к полудню в дверях конюшни появился Стовойский и пронзил Евсеева одним из своих самых отвратительных взглядов, Ярославу чуть не стало дурно. Нет, за Гришку он уже не переживал — то, что Отрепьев остался жив и с ним будет все в порядке, Ян сообщил ему едва ли не с первыми лучами, велев спешно готовить коней, причем в таком количестве, что Евсеев освободился только сейчас. Какой же будет новость Стовойского, Ярослав не знал, однако после таких взглядов ничего хорошего от Яна ждать не стоит.
Внезапно из-за спины эконома появилась настолько сияющее лицо Януша, что все неприятные предчувствия Ярослава как рукой сняло. Януш подошел к Евсееву, и, осторожно вынимая из его руки повод, радостно воскликнул:
— Ярыш, ты не поверишь, но теперь я — новый конюх!
— Гришка… — в ужасе прошептал Ярослав.
— Нет, с Гришкой все хорошо, — перебил его Януш. — А ты между прочим тоже больше не конюх.
— Это почему? Ничего не понимаю, — глядя на Стовойского, спросил Евсеев.
— Тебе приготовили местечко потеплей, — сквозь зубы процедил Стовойский. — Пошли.
За всю дорогу Стовойский не проронил и слова, и Ярослав не стал докучать эконому — мгновением раньше, мгновением позже, он все равно сейчас все узнает. Да и не до того ему было — впервые попав в другую половину замка, Евсеев внимательно рассматривал роскошные панские хоромы.
— Вот твой новый господин, — открывая двери, холодно произнес Стовойский. — Будешь теперь подчиняться ему, а за всякой надобностью обращаться ко мне.
Гришка поступил верно, решив не рассказывать Ярославу о своем плане. Знай Евсеев наперед, как решил осуществить свою задумку Отрепьев, ни за что на свете не удалось бы ему изобразить такого искреннего изумления, которое отобразилось на его лице.
— Привыкай, Ярослав, — заметив неподдельное удивление Евсеева, добавил Ян. — Теперь ты будешь служить царевичу Дмитрию, наследнику Российского престола.
Уже давно смолкли гулкие шаги Яна, а Отрепьев с видом тяжелобольного человека по-прежнему продолжал лежать на пышном ложе. Ярослав выглянул — ни возле дверей, ни по коридору никого не было, закрыл дверь на щеколду, осмотрел все углы, и только тогда собирался обратиться к другу.
— Ну, Гришка, — сдергивая с друга одеяло, гневно воскликнул Ярослав, уже собираясь поколотить Отрепьева, — ну паразит, предупредить, что ли, не мог…
Выполнить свое намерение Евсееву не удалось — моментально оживший и принявший нормальный вид Григорий, на миг забыв об осторожности, засмеялся так громко и заразительно, что Ярослав, не выдержав, рассмеялся вместе с ним.
— Я чуть не поседел, за него переживая, работаю за двоих, из одной конюшни в другую бегаю, а он тем временем вылеживается, — никак не мог успокоиться Ярослав.
— Да уж, вылеживаюсь! Врагу бы так вылеживаться, — возмутился Отрепьев. — Ярыш, хочешь, как другу, один совет?
— Давай, — из любопытства согласился Евсеев.
— Если на самом деле захвораешь, никогда и ни за что не обращайся к лекарям! Заморят ведь, непременно заморят! — злобно проговорил Гришка. — Два, Ярыш, представляешь, два лекаря нашли у меня глоточную, а ведь я ни одного мига ничем не хворал! Что они со мной только не делали! Другой на моем месте помер бы давно.
— Вот это верно, — рассмеялся Ярослав. — Тебя, точно, сам черт не берет. Ну а мне-то что не рассказал?
— Ты бы тогда рта от удивления не раскрыл, и хитрый лиса Ян непременно бы это заметил.
— Ну ладно, убедил. А теперь рассказывай, что дальше собираешься делать. Или опять не скажешь?
— Не гони лошадей, Ярослав, — ответил Гришка, — я ведь хворый пока. Вот и посмотрим, что за это время Адам сделает. А ничего не сделать теперь, когда он мне поверил, он просто не может, — предваряя вопрос Евсеева, добавил Отрепьев.
— Значит, царевич Дмитрий будет болеть, а я ему тем временем покорно служить? — улыбаясь, спросил Ярослав.
— Ну если хочешь, можешь на конюшне остаться.
— Нет уж, не дождешься, — торопливо ответил Ярослав, и оба друга в очередной раз дружно рассмеялись…
Григорий верно рассчитал и на этот раз — за то время, пока протекало выздоровление мнимо больного царевича, Адам не сидел сложа руки. Гришка почувствовал это сразу — Отрепьеву было изготовлено великолепное жилище, богатая одежда, а Ярослав, ставший во главе многочисленной прислуги, мог теперь если не свысока, то, во всяком случае, на равных смотреть на Стовойского.
Однако это не главное: по всей Литве благодаря Адаму разнесся слух о чудесном спасении Иоаннова сына. Слух этот, сам по себе от начала и до конца бывший плохой выдумкой, переходя из уст на уста, приобретал все больше и больше невероятных подробностей, так что вскоре даже Отрепьев не мог бы узнать «своего» спасения в почти сказочных народных байках.
Однако это было уже не важно. Чудесная весть, словно чумная болезнь, расползалась по землям с невероятной скоростью; выходя за пределы Литвы, долетела она и до Российского престола…
Глава 25