Околдованная

— Ты родилась в октябре, через несколько недель после свадьбы Кайрена и Фортейн. Мое последнее дитя. Неожиданный сюрприз для меня и отца, ведь мы думали, что наше время уже прошло. Но мы так радовались! О да, Отем Роуз Лесли, ты была желанным ребенком. Я никогда не давала понять твоим братьям и сестрам, что ты мое любимое дитя просто потому, что родилась на склоне наших дней. Дала мне и Джемми возможность в последний раз стать родителями, ведь в то время твои братья и сестры были уже взрослыми. Они уже не так нуждались в нас, в отличие от тебя. Как могли мы состариться, если растили столь юную дочь? — Она погладила Отем по руке.

— Но что ты будешь делать, когда я выйду замуж?

— Ты же не уедешь далеко, детка. Я останусь жить здесь и, возможно, когда-нибудь съезжу в Кэдби погостить или вернусь в Гленкирк. Когда рана в сердце немного затянется. Если, конечно, такое время настанет.

— Настанет ли, мама?

— Я всегда буду скорбеть по всем моим мужчинам. Джамал-хану, Роуэну Линдли, Генри Стюарту и твоему отцу. Ах, что за чудесную жизнь я прожила, родная моя!

— Ты так говоришь, словно все кончено, мама! — встревожилась Отем.

— Нет, далеко не кончено, — заверила Жасмин. — Очередное начало, только и всего. Правда, пока я не могу понять, куда ведет дорога.

— И я тоже, — кивнула дочь. — Я почти влюблена в Себастьяна. Он притягивает меня. Но разве этого достаточно для брака? Ты должна помочь мне решить, ведь у меня совсем нет опыта.

— Если ты уверена, что твой избранник — Себастьян, честно объяснись с остальными. Несправедливо заставлять их терзаться.

— Еще рано, мама. Это не жестокость, просто мне нужно больше времени, — оправдывалась Отем. — Кроме того, меня раздражает самодовольство Себастьяна. Ему нужно преподать хороший урок, прежде чем я вынесу окончательный приговор.

Только в конце февраля жители округи узнали, что тридцатого января в Париже был подписан договор между обеими фрондами, в результате которого Гастон Орлеанский стал их единственным предводителем. Дядя юного короля, поддерживаемый епископом Гонди и парламентом, потребовал отправить кардинала Мазарини в ссылку. Мазарини сопротивлялся, пока жизнь его не оказалась в опасности. Только после этого он неохотно внял мольбам королевы Анны и Людовика, оставив Париж шестого февраля 1651 года.

Тогда Гастон Орлеанский объявил, что короля похитили. В ночь на десятое февраля архиепископ приказал окружить королевский дворец. Королеве Анне пришлось показать короля — сначала спящего, а потом и разбудить его, чтобы тот мог видеть происходящее. На всю жизнь он невзлюбил беспорядки, столицу и парижан, столпившихся возле кровати и трогавших его грязными, провонявшими чесноком пальцами.

Менее чем через неделю король отпустил на свободу принцев крови, находившихся последние несколько месяцев под арестом. Еще неделю спустя французский парламент принял декрет, гласивший, что ни один иностранец не имеет права занимать должность королевского министра. Тогда кардинал Мазарини, опасаясь за свою жизнь, сбежал из Буйона в Колонь. Правда, все это время он переписывался с королевой Анной, которая и сама жила практически на положении узницы в Париже. Затем парламент начал судебный процесс против кардинала, обвинив его в государственной измене.

Девятого апреля отпраздновали Пасху. В Шер пришла весна, и Отем поняла, что настала пора принять решение.

Она так и не подарила ни Ги, ни Этьену ни одного поцелуя, несмотря на все их попытки и просьбы. Отем вдруг поняла, что боится: а вдруг их поцелуи окажутся точно такими же волнующими, как поцелуй Себастьяна? Похоже, она не хочет узнать, так ли это.

— Не пойму, что делать, — как-то пожаловалась она во время прогулки по саду с Ги д'Оре.

— Вы о чем? — удивился граф.

— Поцелуйте меня, — неожиданно велела Отем.

Дальнейших поощрений графу не потребовалось. Сжав Отем в объятиях, он поцеловал ее, неспешно и нежно.

Отем это явно понравилось, но, к сожалению, совсем не взволновало. Поспешно отстранившись, она глубоко вздохнула и раздосадованно прикусила губу.

— Вот как, — понимающе кивнул граф. — Значит, не я избранник, верно?

— Да, Ги, — призналась Отем. — Мне очень жаль.

— Не расстраивайтесь, — мужественно утешил он. — Любовь — это драгоценность, которая редко встречается в жизни, милая Отем. Ее невозможно подделать, от нее невозможно укрыться. Это д'Орвиль, так ведь?

— Кажется, да…

Граф печально улыбнулся:

— Но мы ведь останемся друзьями?

— Разумеется! — воскликнула Отем. — О, Ги, какой счастливицей будет та, которая пленит ваше сердце!

— Вы и тут правы, — подмигнул он, целуя ее руку. — Прощайте, красавица моя. Я приеду не скоро, и в качестве вашего доброго приятеля.

Отем кивнула и долго смотрела ему вслед.