Околдованная

Джекс явно расстроен из-за моего вопроса, он выглядит загруженным. Я пытаюсь отвлечься с помощью телефона, но чем дальше мы едем, тем хуже становится сигнал.

Примерно через полчаса ошеломляющей тишины я пододвигаюсь к водителю и говорю:

— Чувак, я просто хочу сказать, что у тебя потрясающие навыки вождения. Когда ты повернул на скорости шестьдесят… это было впечатляюще.

Он сдерживает улыбку.

— Я просто делаю свою работу, мэм. Мне приказано доставить вас в Академию к половине двенадцатого, и ни минутой позже.

— А что будет, если я опоздаю? — с любопытством спрашиваю я.

— Тогда я потеряю работу, — отвечает он, переключая передачу.

— Это безумие, — говорю я. — То есть, что такого, если я опоздаю на несколько минут?

Он пожимает плечами, вцепившись в руль.

— Вот так работает всё вокруг. Хранители любят, чтобы всё происходило своевременно.

— Тогда я им не очень-то понравлюсь. — Я подпираю подбородок кулаком. — Я всегда опаздываю по крайней мере на пять минут. Называйте это проклятием. Или ленью. Но я никак не могу избавиться от этой привычки.

— К концу обучения у тебя получится, — перебивает Джекс. — Либо так, либо тебя здесь не будет.

Я поворачиваюсь к нему.

— Почему? Меня могут выгнать за опоздания?

— Ну… такое случалось несколько раз.

— Тогда я буду стараться делать это изо всех сил.

— Ты ведёшь себя так, будто хочешь, чтобы тебя отсюда выперли.

— Я просто хочу домой, — я пожимаю плечами. — И вернуться к своей жизни.

Он скользит вперёд по сиденью, приближаясь ко мне так близко, что его колено прижимается к моему бедру.

— Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но это больше не твоя жизнь. По крайней мере, всё, что было до Академии.

— Никогда не просила о такой жизни. Я должна была быть Стражником. Это та жизнь, которую я всегда планировала для себя, так что потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть ко всей этой истории с Хранителями.

— Тебе нужно это пережить. Теперь ты принадлежишь Хранителям.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что никому не принадлежу, но моя челюсть буквально отвисает, когда машина въезжает на огороженную территорию вокруг красного кирпичного здания, которое, кажется, простирается на мили.

— Это совсем не то, чего я ожидала, — говорю я, когда фары освещают цветы, украшающие грязную подъездную дорожку, и баннер с надписью «Добро пожаловать, новые студенты» над толстыми двойными дверями в передней части здания. — Это больше про «присядь и выпей чаю», чем про «мы изучаем мёртвые тела».

— Алана, это школа, а не морг. — Джекс открывает дверь, когда машина останавливается. — Мы здесь не изучаем трупы. — Он опускает голову, чтобы выпрыгнуть, ухмыляясь мне через плечо. — Мы будем делать это в здании у кладбища на заднем дворе. Мы используем то место для поддержания низкой температуры, чтобы тела были красивыми и свежими, не вымораживая школу.

Я морщусь от отвращения, а он смеётся, выпрыгивая из машины и оставляя меня гадать, шутит он или нет.

После того, как мы забираем наши сумки из багажника, я прощаюсь с водителем и следую за Джексом в школу.

— Здесь тихо, — замечаю я, когда мы идем по пустынному коридору, уставленному стеклянными витринами.

— Это потому, что ты приехала одной из первых. — Он достает телефон из кармана и смотрит на экран, прежде чем убрать его обратно.

Я замечаю, что внутри ящиков лежат тонны газетных вырезок в рамках с заголовками о раскрытых убийствах.

— Из каких это газет? — удивляюсь я. — Не из мира людей, верно?

— Как и Стражники, люди ничего не знают о нашей жизни, — говорит Джекс, открывая тяжелую дверь в конце коридора. По другую сторону двери ещё один длинный коридор, вдоль которого выстроились ещё двери.

Джекс позволяет мне войти первой, а затем быстро возникает впереди, как человек на задании. Я тащу за собой чемоданы, пока ползу за ним. Мы проходим мимо нескольких закрытых дверей и, наконец, останавливаемся перед предпоследней с надписью «Эйвери/Кларкфорд».

— Твоя соседка по комнате будет здесь не раньше понедельника. — Он бросает сумку на чёрно-белый клетчатый пол и тянется ко мне.

Вздрагивая, я отступаю от него. Он бросает на меня раздражённый взгляд и хватает за руку. Когда его пальцы обхватывают мое запястье, я снова вздрагиваю от его прикосновения, а затем качаю головой от своей реакции. Что, чёрт возьми, со мной не так? Серьёзно, это выглядит так, будто ко мне никто никогда не прикасался. Хотя я несколько раз даже целовалась.

— Зачем тебе моя рука? — спрашиваю я. — Ты, конечно, симпатичный и всё такое, но всё же слишком угрюмый и не в моём вкусе.

Я чувствую себя идиоткой, когда он прижимает мою ладонь к маленькому выступу над дверной ручкой. Он загорается, а потом дверной замок со щелчком открывается. Он отпускает мою руку, берёт свою сумку и пятится по коридору.

— Мы оба знаем, что я в твоём вкусе. Вот почему ты продолжаешь со мной флиртовать.

— Я никогда с тобой не флиртовала, — возражаю я, но он просто смеётся и поворачивается ко мне спиной.

Превосходно, Алана. Никогда не называй самодовольного парня милым. Теперь он никогда не оставит это просто так.