Околдованная

– Что же, мысль не лишена приятности, и признаюсь, что после нескольких часов отдыха подумываю о том, чтобы снова соединиться с вами, мадам.

– Всего лишь подумываете, месье? – пробормотала она, призывно вильнув ягодицами.

Себастьян чуть сильнее сжал ее соски и с ленивой улыбкой перевернулся, увлекая Отем за собой.

– Чего мне хочется, мадам, – прорычал он, – так это придавить вас к перине и вонзиться так глубоко, чтобы вы запросили пощады.

Он нашел ее губы и впился со всем жаром желания, возбуждая ее силой своего вожделения, требуя такого же самозабвения от нее.

Забыв обо всем, Отем отвечала на его исступленные поцелуи.

– Я хотела ощутить тебя внутри с того самого дня, когда мы встретились, – прошептала она, дерзко обводя языком влажные губы. – Ты невероятно меня возбуждал! Я была тогда совсем наивна и все же предавалась бесстыдным мечтам о тебе. Пришлось скрываться ото всех, даже от мамы! Я так боялась, что она что-то заподозрит. Братья просили меня выходить замуж только по любви, но скажи, Себастьян, эта восхитительная похоть и есть любовь?

– По крайней мере отчасти, дорогая. Знаешь ли ты, как я ревновал к остальным поклонникам? – Он снова принялся целовать ее шею и плечи. – Сама мысль о том, что эти щеголи посмеют коснуться тебя, сводила с ума. – Его зубы впились в ее плечо, но он тут же загладил свою вину, зализав укус. – Если ты когда-нибудь посмотришь на другого мужчину, я тебя убью!

– Я не она! – оскорбилась Отем, отказываясь называть по имени первую жену Себастьяна. – И хочу только тебя, сердце мое! Только тебя. Ты один мне нужен.

Себастьян внезапно вскочил.

– Мы должны выпить за нашу любовь! – воскликнул он, выходя в гостиную, и почти сразу вернулся с графином и серебряными кубками, на которых красовался узор из виноградных листьев и гроздьев.

– За нас! За Себастьяна и Отем д’Олерон! За их вечную любовь!

– М-м-м, восхитительно, – протянула Отем, пригубив золотистое вино.

– А так еще вкуснее, – заверил он, наливая несколько капель ей на грудь и принимаясь их слизывать.

– Я тоже хочу, – потребовала она, и Себастьян со смехом лег на спину, дав ей возможность последовать его примеру.

– О, как хорошо… – протянула Отем, спеша догнать тонкую струйку вина, скользящую вниз по его торсу.

Слизав вино, она аппетитно причмокнула и уже хотела приподняться, но краем глаза уловила какое-то движение и с криком отпрянула. Его плоть восстала и теперь чуть покачивалась, гордая и прямая, перед ее лицом. До сих пор у Отем не было времени по достоинству оценить ее размеры, и сейчас она боязливо протянула руку и погладила пронизанную синими венами, твердую, как мрамор, колонну. Она оттянула кожу и стала любоваться блестящей рубиновой головкой одноглазого зверя, не в силах вымолвить ни слова.

Себастьян толкнул ее на подушки и принялся целовать груди, пока крошечные горошинки сосков не затвердели. Разведя колени Отем, он медленно вошел в нее второй раз.

– Вы, госпожа маркиза, моя, и только моя, – пророкотал он, вонзаясь глубже. – Моя! Моя!

– А ты – мой, – ответила Отем мужу и отдалась наслаждению, которое он пробуждал в ней.

В последующие месяцы всем стало очевидно, что маркиз и маркиза д’Орвиль безумно влюблены друг в друга. Даже Чарлз Стюарт сказал об этом матери, радуясь, что сестра нашла свое счастье.

Английский король все-таки сумел ускользнуть от людей Кромвеля и прибыл во Францию. Из уст в уста передавались рассказы о его приключениях. Бедняге пришлось прятаться на дубе, перед самым носом у круглоголовых, и путешествовать в дамском седле переодетым служанкой. Но теперь это уже не играло роли. К огромному облегчению английских дворян, последовавших в ссылку за королевой-матерью, король был жив, и это самое главное.

Обо всем этом известил Чарлза письмом его друг лорд Карстерз. Значит, настало время ехать к своему кузену-королю и развязывать кошелек. Король Карл сошел на берег в Руане без единого фартинга. Сначала его приняли за бродягу. Даже его старый наставник доктор Эрл не узнал в этом исхудавшем, изможденном человеке своего монарха. После битвы при Вустере он шесть недель скитался по стране, убегая от Кромвеля и его людей. Молодой король был угнетен и расстроен, но, несмотря на все случившееся, дух его не был сломлен. Лорд Карстерз писал, что король изо всех сил старается казаться жизнерадостным и бодрым, но положение сложилось настолько серьезное, что тут уже не до веселья.