— Ты не бойся мамаши Брэккетт, — торопливо зашептала она. — Кухарка командует только у себя на кухне, а дальше она — ничто. А вот мисс Прайс — другое дело, — подняла брови Филлис. — Тебе надо ей в рот смотреть, потому что здесь всем заправляет она, а не экономка. Миссис Лукас только кажется, что она главная, на самом деле решающее слово всегда за мисс Прайс. И будь осторожнее с Саймсом, лакеем. Он подхалим и любит наушничать, за монету готов хоть мать родную продать. Дворецкий, мистер Пайк, старик неплохой. С Эми Стайлс, второй горничной, у тебя неприятностей не будет. Она не такая уж и сообразительная, но не злая и не сплетница. На Мэгги Шорт вообще можешь не обращать внимания. Она совсем невежественна и тупая, как свинья. А у Ады Теннент, судомойки, которая сейчас в детской, не все дома, — Филлис для убедительности постучала себя по голове. — Во дворе работают три садовника и мой Фред. Конюх Фред Лейбурн, — она улыбнулась. — Мы с ним встречаемся и должны скоро пожениться.
— Я надеюсь, что вы будете жить счастливо, — в первый раз за много недель улыбнулась Тилли.
— Он хороший человек, уже был женат, но жена умерла. Это он вчера мне шепнул: «Расскажи ей, то есть тебе, что здесь и как».
Филлис молча оглядела Тилли.
— Нет, ты совсем не такая, как Нэнси, — покачала головой она.
— Я говорю о прежней няне, Нэнси Дьюхерст. Она была постарше немного, ей уже исполнилось восемнадцать, но у Нэнси и половины твоей уверенности не было. Она только и знала, что плакала каждый день. Хотя по правде говоря, такие детки кого угодно могут довести до слез. Это же настоящие бесенята, особенно мастер Мэтью. Да, этому, точно, только рогов не хватает, а в остальном он чертенок хоть куда. Ну, мне пора. Понимаешь, через две недели должна приехать мать хозяйки. Она появляется здесь два раза в год, когда дороги хорошие. Живет она в Скарборо, и, когда приезжает, тут такое начинается, только держись. Целый месяц все носятся как ошпаренные, просто с ног сбиваются. Ты знаешь, что слуг не хватает. В прежние времена нас было в два раза больше. Тогда и оба крыла в доме были открыты. Много лет назад, когда я только пришла сюда, в доме и во дворе работало тридцать человек, сейчас всего половина. Но хозяева считают, что мы сможем делать столько же. Да, именно этого они и ждут. Ну, в общем так, — она улыбнулась Тилли, — если захочешь о чем-либо спросить, я остаюсь на втором этаже до двенадцати.
— Спасибо, большое спасибо.
— Не стоит.
Тилли повернулась, чтобы уйти, но Филлис снова задержала ее.
— У тебя на завтрак полчаса, ты их полностью используй, собирайся с силами, они тебе еще понадобятся.
Тилли в ответ кивнула и направилась к лестнице.
К Тилли возвращалась уверенность, вместо робости появилась смелость. Это чувство было новым для нее. Она знала, что теперь у нее в доме есть друг, даже двое друзей: горничная и кучер. Для начала совсем неплохо, даже очень неплохо. Ободренная девушка бегом поднялась по лестнице.
Двадцать минут десятого Тилли стояла посреди классной комнаты, выслушивая сыпавшиеся на нее со всех сторон возражения и жалобы. Они не хотят идти гулять, на улице холодно. Им хочется остаться и поиграть. У Мэтью в коробке несколько жуков, они собираются устроить бега.
Тилли дала им немного поныть, потом решительно подняла руку, призывая к тишине, и объявила:
— Очень хорошо. Я сейчас спущусь вниз и скажу вашей маме, что вы отказываетесь идти на прогулку. Я поговорила бы с отцом, но он уже уехал.
Она собиралась пойти и поговорить с их матерью?! Дети смотрели на Тилли, как на чудо, и верили, что она действительно сделает, как сказала. Особенно в этом не сомневался Мэтью. Если они огорчат мать, это станет известно отцу, и снова пойдет речь о пансионе. Мэтью не хотелось переселяться в пансион, ему нравилось дома. Он был достаточно умен, чтобы понимать: в пансионе ему некем будет помыкать, более того, он также знал, что там ему придется не командовать, а, наоборот, подчиняться. Мэтью не мог бы объяснить почему, но он предпочел бы слушаться эту худенькую и слабую на вид девчонку, у которой руки оказались как железные, а еще она смотрела смело и не отводила глаз. Мэтью повернулся к брату.
— Ну, хорошо, мы пойдем, — и Люк с Джесси Энн эхом повторили: «Мы пойдем», но Джон промолчал. Тилли собиралась уже взять его за руку:
— Идем, — сказала она.
— Я… намочил штаны, — заявил он.
При этих словах двое других детей сложились пополам от смеха, радуясь, что брат отыгрался за них.
— Он всегда мочит штаны, — злорадно сообщили они.
— Ты уже большой и должен ходить в туалет, — строго сказала Тилли.
Джесси Энн отбросила назад локоны и стала объяснять, озорно поблескивая серыми, широко раскрытыми глазами:
— Он будет писаться, пока ему не будут надевать длинные брюки, а брюки ему разрешат носить только в пять лет. Люк тоже писался до пяти. Правда, Люк?