Окольный путь

Велисарий отдал приказы через Валентина и Анастасия. Четверо оставшихся командиров ливанской армии быстро подчинились. Очень быстро. Две тысячи копьеносцев этой армии Велисарий держал в резерве — те самые, которых Фарас собирался отправить на самоубийство во время первой атаки. Теперь они двигались по полю брани в хорошем порядке. С юга на север, за рядами римлян, с правого фланга на левый. Персы их совсем не видели из-за пыли.

Когда они оказались за укрепленным лагерем, Велисарий приказал остановиться. Он думал, что еще есть время, и хотел удостовериться, что главное сражение идет в центре.

Поэтому, пока копьеносцы армии Ливана давали своим лошадям отдохнуть, Велисарий поскакал в лагерь и въехал в него через западные ворота. Теперь, даже несмотря на пыль, он мог видеть происходящее.

Как он и планировал (не будучи полностью уверенным — хотя он никогда не признается в этом угрюмому старому Маврикию), основная часть персидских копьеносцев в центре попала в капкан. Да, по приказанию идиота, но — вот она красота первого закона битв. Все может повернуться и так, и этак.

Сидя в седле не более чем в тридцати ярдах от укрепленной стены, Велисарий понял: ему трудно не улыбнуться. Он не видел, что случилось, но знал.

Представьте три тысячи персидских копьеносцев, с грохотом несущихся на несчастную маленькую земляную стену, которую защищают не более тысячи испуганных, жалких, несчастных пехотинцев. Они просто сметут врага, правильно? Подобно лавине!

Ну, не совсем так. Возникли проблемы.

Во-первых, на каждом коне сидело по человеку (в большинстве случаев крупному мужчине) с пятьюдесятью фунтами брони и двадцатью фунтами оружия — если не считать еще сто фунтов брони на самом коне. А галопом полмили, да еще и при дикой жаре сирийского лета?

Значит, кони устали, недовольны и мысли у них в головах черные.

Второе — лошади не глупы. На самом деле они немного поумнее людей, когда дело касается таких вот ситуаций. Такой вот лошадиный разум. Поэтому, когда лошадь видит маячащие впереди ров, стену, кучу народа на стене, держащих в руках некие предметы с острыми концами, — лошадь останавливается. Черт с ней, с атакой. Если какой-то глупый человек хочет броситься на все эти опасные вещи, пусть бросается (что люди довольно часто и делают — перелетая через головы своих упрямых лошадей).

Подобное очень часто случалось во время кавалерийских атак, и Велисарий — всю жизнь — поражался тому, как судорожно люди продолжают держаться за старые привычки, несмотря на весь практический опыт и свидетельства о противоположном результате. Да, лошади пойдут в атаку — против пехоты на открытой местности, против кавалерии. Против кого угодно при условии, что лошадь видит, у нее есть шанс перебраться через возвышающиеся впереди препятствия, причем без значительных повреждений для себя.

Но ни одна нормальная лошадь не станет атаковать стену, через которую не способна перепрыгнуть. В особенности стену, утыканную неприятными острыми предметами.

И нет смысла убеждать лошадь, что пехота, защищающая стену, — это жалкие деморализованные слабаки.

— Правда? Вот что я тебе скажу, придурок. Слезай-ка ты с моей спины и покажи мне пример. Давай отправляйся ножками. А то мои болят.

Лошадь остановилась бы перед рвом или стеной, даже если бы укрепление на самом деле защищала только тысяча деморализованных пехотинцев. Однако в данном случае, когда лошади приблизились, Гермоген отдал приказ и трубачи заиграли новую мелодию. О, великолепную мелодию.

Неожиданность!

Другие три тысячи кавалеристов, прятавшиеся за стеной, вскочили на ноги и заняли позиции. Теперь стена была буквально покрыта торчащими наружу копьями, а держали их воины, полные уверенности в себе и готовые к сражению.

Первый конный ряд остановился. Многих наездников сбросило на землю. Некоторых убило само падение. Большинство выживших пережили сильное потрясение и получили увечья.

Второй ряд лошадей натолкнулся на первый, третий на второй. Еще часть всадников сбросили. К увечьям, полученным при падении, добавились увечья от наступивших на людей коней. Через несколько секунд вся наступавшая масса персидских копьеносцев превратилась в немобильную, пытающуюся подняться или выбраться из затора, полностью дезорганизованную толпу. И теперь, что хуже всего, римская пехота принялась бросать дротики в суетящихся персов. С близкого расстояния, против сгрудившейся массы дезориентированных кавалеристов, свинцовые дротики были наводящим ужас оружием. Более того, бросавшие их пехотинцы знали свое дело.

Трубы снова затрубили. Тысячи римских пехотинцев стали перебираться через стену. Многие из них держали в руках мечи. Каждый из них бросится в кучу персидской кавалерии и использует испытанную временем тактику пехоты против одетой в доспехи кавалерии.

Возможно, это была подлая тактика, и она никогда не срабатывала против движущейся конницы, но против кавалеристов, которых заставили остановиться, она срабатывала неизменно, как восход солнца.