Окончательное решение, или Разгадка под занавес

На него обрушивается литературная слава, и начинаются мучительные поиски себя, своего места в литературе и в жизни. Молодость — непростое время, о котором порой бывает неловко вспомнить, но непонятно, что лучше: извилистый путь, который заставил попетлять, но вывел-таки на верную дорогу, или ровная заасфальтированная трасса, ведущая к цели кратчайшим, но безрадостным путем.

Все жизненные и творческие «петли» Шейбона берут свое начало в детстве. «Поразительные приключения Кавалера и Клэя», его третий по счету роман, удостоенный в 2001 году Пулитцеровской премии, а потом еще великого множества наград, отсылает нас к стопкам зачитанных до дыр книжек с комиксами, которые его дед, еврей-эмигрант, работавший в нью-йоркской типографии, где их печатали, дарил своему сыну, а от него они достались внуку; вот только прообразом Эскейписта, супергероя, призванного защитить сирых и обездоленных, становится… Голем.

Еврейская заноза, сидящая в сердце, не даст Шейбону забыть о том, что он еврей, ни на минуту. Но и тут у него не получится быть хорошим еврейским мальчиком. Почти сразу после триумфального Пулитцеровского романа он публикует эссе, посвященное разговорнику 1958 года «Скажите это на идише». Небольшая книжица, попавшаяся ему на глаза и изданная каких-нибудь сорок пять лет назад, содержала стандартные фразы типа: «Мне нужен билет до… (вставить название города)» или «Как пройти к выходу на посадку?». Но где, скажите, тот кассир, которому можно задать на идише этот вопрос? Где то место, куда летит или едет говорящий на идише пассажир? Шейбон с горькой улыбкой называет эту канувшую, как Атлантида, в вечность землю Идишландом. И сколько бы ни объясняли ему, что это вовсе не книга-призрак, что сей идиш-английский разговорник был написан Уриэлем и Беатрис Вайнрайх, потому что в 50-е годы язык ашкеназских евреев был весьма широко распространен в Израиле и в еврейской диаспоре по всему миру, для него ключевым словом оставался глагол «был». БЫЛ распространен. Был да сплыл. И с ним исчез Идишланд, «земля отцов», Европа, которая БЫЛА или которая МОГЛА БЫ БЫТЬ. «В этой Европе у миллионов евреев, которых никто никогда не убивал, родятся внуки, правнуки и прапраправнуки. В сельской местности сохраняются крупные идиш-говорящие анклавы, а в больших городах живет множество людей, для которых идиш — это язык семьи и дома, язык театра и поэзии, язык школьной грамоты и учения. И огромное число этих людей — мои родственники. И я всегда могу съездить из Америки к ним в гости, ведь ездят же мои знакомые американцы ирландского происхождения к своим двоюродным или троюродным братьям-сестрам, живущим в Голлуэе или Корке, и буду, как они, спать на непривычных кроватях и есть непривычную еду. Может, кто-то из моей родни покажет мне дом, где родился отец моей матери, или школу в Вильно, куда ходил дед моего деда. <…> Какой бы она была, эта Европа, живи в ней эти двадцать пять, тридцать или тридцать пять миллионов евреев? <…> Какие фразы на идише мне понадобилось бы выучить, чтобы разговаривать с миллионами нерожденных фантомов одной со мной крови?»[6]

Случайно обнаруженный в калифорнийском букинистическом магазине разговорник станет ключом к самому, пожалуй, неоднозначному роману Шейбона — «Союзу идиш-полицейских», где он напишет свою историю еврейства после Холокоста. Он начинает работать над ним в 2003 году, а в 2004-м, в самый разгар этой работы, неожиданно появляется повесть, которую вы, читатель, сейчас держите в руках.