Окончательный диагноз

– Иногда звонила. Передавала приветы от знакомых литераторов или от Аллы, которая почему-то чаще дозванивалась к ней, чем к нам. Обычные женские уловки. Я не обращала внимания на подобные мелочи. Федор Григорьевич умел нравиться женщинам. И это было одно из его главных достоинств.

– Он любил красивых женщин?

– Как и всякий нормальный мужчина. Он понимал толк в красоте, – сказала она, гордо подняв голову, как бы подтверждая фактом своего замужества собственное утверждение.

– Говорят, что у вашего соседа Лопатина тоже красивая жена.

– Это его вторая супруга, – усмехнулась Вероника Андреевна, – но она еще совсем девочка. Ей лет двадцать пять, не больше. Несколько лет назад она победила на конкурсе красоты, кажется, где-то в Африке. Высокая красивая девочка. Но нужно было знать Федора Григорьевича. Он ценил в женщинах не только внешние данные, но и интеллект, внутреннюю красоту. Для него важно было почувствовать, что за человек скрывается за красивой вывеской. Именно поэтому он так замечательно относился ко мне. Супруга Лопатина – прекрасный человек, мы с ней близко сошлись, и, кажется, она единственная, с кем я вообще контактировала на нашей даче. Кстати, она сейчас в гостиной. Приехала выразить соболезнования. Вы, может быть, обратили внимание? Она сидела у окна.

– Не заметил, – соврал Дронго, понимая, как это приятно услышать его собеседнице.

– Ничего особенного, – воодушевилась Вероника Андреевна, – красивое лицо, будто нарисованная картинка. И пустые глаза.

– Вы видели пропавшую коллекцию монет? – Дронго решил сменить опасную тему.

– У него было несколько специальных альбомов. Такие большие альбомы с углублениями в бархатной подложке, куда закладывались монеты. Альбомов было много, по-моему, восемь или девять. Он хранил их дома. Но два альбома всегда в сейфе или в ящике его стола. Именно эти два альбома Федор Григорьевич взял с собой на дачу. Кажется, два дня назад. Я видела, как он их брал. Там были самые ценные экземпляры. Он сам говорил, что некоторые из этих монет абсолютно уникальны. Я не знаю, сколько они стоят, но, думаю, несколько сотен тысяч долларов. И именно эти два альбома пропали. Мы обыскали с Олегом все – в кабинете, в столе. Потом, вернувшись домой, я проверила сейф. Двух самых ценных альбомов нигде не было. Я, конечно, сообщила об этом следователям прокуратуры, рассказала им про альбомы. Они решили, что уточнят в клубе нумизматов, какие монеты там были. Или у Романовского, если, конечно, он вспомнит, какие экземпляры хранились у Федора Григорьевича. Я вспомнила, что был еще каталог, в котором содержались сведения о всех монетах, которые хранились у мужа, но мы его тоже не можем найти. Иначе мы бы вспомнили, какие монеты пропали. Но я точно знаю: пропали два самых ценных альбома, лучшие монеты из его коллекции.

– Романовский у вас часто бывал?

– Иногда бывал. Он тоже известный нумизмат. Но я и мысли не допускаю, что он мог решиться на такое. Из-за монет убить соседа… Он же не бомж, а заместитель министра иностранных дел страны, его часто по телевизору показывают…

– Вы думаете, люди, которых показывают по телевизору, не могут быть банальными ворами? – усмехнулся Дронго. – Еще как могут! Помните скандал с книгой, когда авторы, не написав ее, получили по сто тысяч долларов? Нас ведь уверяли, что они самые порядочные и честные люди на свете. Вся страна знала, что это не так, но чиновники были убеждены в своей безнаказанности.

– Я не думаю, что он мог убить, – испугалась Вероника Андреевна. – Из-за каких-то монет решиться на преступление? Нет, я не думаю.

– Вы его хорошо знаете?

– Как и остальных. Не очень близко. Они обычно запирались в кабинете и рассматривали монеты, обсуждая какие-то детали.

– Он знал, где Федор Григорьевич хранил монеты?

– Знал, – кивнула она, чуть прикусив губу.

– В день убийства вы все время были дома?

– Зачем вы меня об этом спрашиваете? – обиделась она. – Думаете, что я могла решиться на такое ужасное преступление?

– Абсолютно уверен, что нет. Но за вами могли следить…

– Не знаю. Обычно я не обращаю внимание на взгляды мужчин. Я к ним привыкла. И мне трудно отличить обычный интерес мужчины от взгляда возможного наблюдателя.

В свои годы она еще умела флиртовать и нравиться мужчинам. Дронго оценил ее замечание и улыбнулся:

– Вы можете рассказать, где были в тот день?

– Конечно, могу. Следователи тоже меня об этом спрашивали. Утром Федор Григорьевич уехал на работу. Примерно в двенадцать я вызвала свою машину и поехала к маникюрше. Потом заехала в фитнес-центр и где-то к четырем вернулась домой. Вечером ко мне должны были приехать мои подруги.

– Приехали?

– Одна из них, да. Мы с ней пили чай. Если хотите, вы можете позвонить ей и все проверить, – с некоторым вызовом сказала она.