Окончательный диагноз

Она положила бумаги обратно в портфель и повернулась к нему:

— Ну а что у тебя?

Он рассказал ей о найденных в кабинете Милроя коробках и об их содержимом, и Беверли даже присвистнула:

— Ничего себе! И что это так его допекло?

— Судя по всему, любовная трагедия. — И он пересказал ей свой разговор с Шахином.

— Но зачем было вымещать свою обиду на коллегах?

— Думаю, потому что она ушла как раз из-за его работы. Он все время проводил на службе, занимаясь исследованиями и административной деятельностью, и не замечал, что ей плохо. А потом точно так же он не обратил внимания на то, что у его жены начался роман. А после того как она его бросила, у него не осталось ничего, кроме работы. Когда же Пиринджер увел у него из-под носа должность профессора, которую он уже считал своей, Милрой решил, что все коллеги его предали. И ему не осталось ничего иного, как пестовать свои предрассудки.

— Бедняга.

Мимо, выкрикивая непристойности, пронеслись на велосипедах два пацана. Над их головами, разрезая лопастями воздух, пролетел вертолет.

— Как бы там ни было, перед нами продолжает стоять огромная, практически неразрешимая проблема, которая заключается в том, что у всех наших подозреваемых есть алиби. И что мы будем делать теперь?

Она похлопала его по колену. Сделай это кто-нибудь другой, этот жест никоим образом не нес бы сексуальной нагрузки.

— Мы будем делать то, что делают все хорошие полицейские. Мы не будем предвзятыми.

— Прошу прощения? — с рассеянным видом переспросил Айзенменгер. «Что же мы упускаем из виду?»

— Мы не будем утверждаться ни в собственной правоте, ни в том, что мы ошибаемся. — Однако она уже заметила, что он думает о чем-то другом и не слышит того, что она говорит. — Мы не будем полагаться на достоверность их алиби, но в то же время не станем ограничиваться лишь этим кругом подозреваемых. Мне нужны имена всех, кто когда-либо работал с Уилсоном Милроем и кто владеет навыками вскрытия тела.

— Может, тебе еще предоставить и номера их страховых свидетельств?

Беверли встала и одернула юбку, словно и не пытаясь привлечь внимание к собственным ногам и бедрам. Затем она нагнулась и, не говоря ни слова, поцеловала его в щеку.

— Нет, только данные о длине членов, — с улыбкой прошептала она.

— Это не совсем законно. — Он едва расслышал слова Беверли за хрустом гравия, по которому они шли. Однако если в ее фразе и заключалась какая-то опаска, то улыбка, брошенная Айзенменгеру, говорила совсем о другом. Она явно получала удовольствие.

— Может, есть другой способ выяснить это?

Она наградила его укоризненной улыбкой и просто ответила:

— Нет

Затем она отвлеклась, и некоторое время они шли молча, пока он не спросил:

— Скажи мне, Беверли, а что тебе больше нравится — защищать закон или нарушать его?

Она рассмеялась:

— Конечно нарушать, Джон. Это гораздо интереснее. — И она сжала его руку.

Это происходило уже на следующий день, и солнце сияло вовсю. Дом Милроя находился в относительно уединенном месте, и тем менее они не могли исключить вероятность того, что их заметят, поэтому вели себя как можно более скромно и шли, взявшись за руки, всячески демонстрируя, что не преследуют никаких зловещих целей.

— И возбуждение все оправдывает?

Она глубоко вздохнула:

— Ну Джон. Только представь себе, что могло бы быть.

Пожилым соседям они вполне могли казаться влюбленной парочкой, не вызывающей подозрений.

У входной двери Беверли извлекла из сумки связку пронумерованных ключей.

— Могу я осведомиться, где ты это взяла? — сухо поинтересовался Айзенменгер.

Она наградила его долгим взглядом своих ярких бездонных глаз. Губы ее были покрыты столь же яркой и блестящей помадой.

— Нет, Джон, вряд ли это будет разумно.

Она не хотела ставить его в известность, каким образом ей удалось заполучить этот трофей, как не хотел Фишер снабжать ее этой опасной контрабандой, и что ей пришлось пообещать ему за это.

Дверь была заперта на два замка. Когда она открыла первый, он поинтересовался:

— А кто является наследником?

— Салли Милрой. Они так и не развелись.

Дом был спроектирован в роскошном стиле и имел шесть спальных комнат. Он был еще достаточно новым и не нес на себе следов упадка, хотя Айзенменгеру удалось заметить кое-какие недостатки постройки — щели в фундаменте, пятно от протечки на крыльце и покосившиеся светильники на стенах. К тому же все свидетельствовало о том, что этот дом был приютом холостяка.

— Похоже, хозяин не слишком увлекался домоводством.

Как только дверь за их спинами захлопнулась, они стали чувствовать себя более раскованно, и голос Беверли прозвучал в тишине неожиданно и пугающе громко. На ее лице появилось выражение брезгливости, когда она ощутила запах пыли и давно приготовленной пищи.

Айзенменгер внимательно оглядывался по сторонам.

— Почему мне никогда не доводилось обыскивать дома, которые мне нравятся? — обращаясь не то к дому, не то к самой себе, спросила Беверли и добавила: — Мы ищем что-то конкретное?

Голос Айзенменгера донесся из самой дальней комнаты: