Окончательный диагноз

— Да, я уже обратил на это внимание. А чем доктор Шахин заслужил такую неприязнь Милроя?

— Он — ставленник Пиринджера. Фактически его прихвостень. — Блументаль вновь перешел на заговорщицкий тон. — Говорят, их отношения выходят за рамки чисто служебных. — Блументаль пошевелил бровями и продемонстрировал все свои безупречные зубы.

— А Пиринжер женат?

— Мой дорогой Джон, Адам Пиринджер слишком себя любит, чтобы позволить кому-нибудь заявлять право собственности на себя.

Девушка за стойкой сражалась с ящиком кассы, который явно не поддавался ее чарам и никак не желал открываться.

— Естественно, и сам профессор Пиринджер мало чем способствует разрешению проблемы.

— То есть?

— Ну, во-первых, его характер. У него великие идеи, и он не хочет выслушивать мнения окружающих.

— И они на него обижаются? Он же не первый профессор, пренебрегающий мнением своих коллег.

Блументаль пожал плечами. На его отделении профессор тоже стер с лица земли нескольких личностей.

— Я не в курсе всех интриг и предательств, происходящих в вашем отделении, но теперь ты понимаешь, почему я упомянул чашу с ядом.

— Думаю, половина академических отделений в нашей стране выглядит точно так же.

Блументаль продемонстрировал противоестественное количество резцов, клыков и коренных зубов.

— И все же это крысиное гнездо кое-чем отличается. Думаю, ты уже слышал об убийстве Дженни Мюир.

Похоже, все вокруг горели желанием сообщить Айзенменгеру либо об исследовательской премии, полученной Викторией, либо об убийстве Дженни Мюир.

— Да, что-то слышал.

— Я занимаюсь этим делом.

Теперь настала очередь улыбаться Айзенменгеру.

— А предыдущими убийствами занимался ты?

— Ты прекрасно знаешь это, Исаак.

Блументаль выдохнул через свой переполненный зубами рот.

— Значит, Мелькиор не имел к ним никакого отношения, — с вызывающим видом заявил он.

— Иными словами, ты считаешь, что виноват Мартин Пендред? — осторожно поинтересовался Айзенменгер.

— Конечно, — беззаботно махнув рукой, откликнулся Блументаль.

— Аналогичный способ?

— Практически. — Блументаль не смог удержаться от того, чтобы не поддеть Айзенменгера: — Насколько я помню, ты был твердо уверен в том, что это Мелькиор.

Это не вполне соответствовало действительности. Айзенменгер всего-навсего подтвердил, что убийцей может быть Мелькиор, как, впрочем, и его брат Мартин.

— Что означает это твое «практически»? — осведомился он.

Блументаль скорчил рожу и покачал головой из стороны в сторону.

— Все не так просто, — осторожно заметил он и, словно испугавшись нарушить корпоративную этику, тут же добавил: — Есть некоторые отличия.

И уже в который раз Айзенменгер поймал себя на том, что задается вопросом: «Почему люди не могут быть объективными?»

— И тем не менее ты убежден, что это убийство было совершено тем же человеком, что и предыдущие пять? — не столько с целью получения информации, сколько ради забавы спросил Айзенменгер.

— Конечно, — без промедления кивнул Блументаль — он умел работать в команде.

Айзенменгер почувствовал себя заинтригованным. В патологии редко когда удавалось говорить о чем-либо с такой категоричностью.

— Может, ты позволишь мне взглянуть? — спросил он. — По старой дружбе.

Блументаль задумался.

— А почему бы и нет? Думаю, Гомер не будет возражать. В конце концов, чем больше умов, тем меньше вероятность того, что мы что-нибудь упустим.

Упоминание имени Гомера вызвало у Айзенменгера прилив сарказма. Он вспомнил этого назойливого самоуверенного маленького человечка, испытывавшего неприязнь к любому, кто осмеливался ему возражать.

— Завтра бо́льшую часть дня я проведу в суде — очередное убийство наркомана, — а потом буду писать отчеты. Может, вечером? Скажем, в половине шестого?

— Прекрасно. У тебя есть копии моих отчетов?

— Естественно.

— Тогда в пять тридцать.

Они допили пиво. Девушка за стойкой была поглощена интимной беседой с посетителем, который с ног до головы был покрыт татуировками, насколько об этом позволяла судить видимая часть его тела. Блументаль и Айзенменгер вышли на улицу как раз в тот момент, когда мимо паба с включенными сиренами и проблесковыми маячками пролетели две полицейских машины.

— Опаздывают в паб, — заметил Блументаль.

— Или очень хотят писать, — добавил Айзенменгер.

И оба разошлись в разные стороны, погрузившись во тьму, освещенную неоновыми огнями.

Уилмс шел через темное кладбище, держа под мышкой завернутую в газету порцию рыбы с картошкой. Навстречу ему дул свежий ветерок, предвещавший дождь. Впрочем, Уилмса это не пугало, так как до дома ему оставалось не больше пятнадцати минут хода.