Окончательный диагноз

Майк проскользнул в палату, как только Люси вышла.

– Я минут на десять. И все они твои, – целуя ее, шепнул он. – Нелегко тебе.., ждать?

– Это ужасно, Майк. Я готова к худшему, только бы поскорее кончилось, чтобы больше не ждать, не думать… Он пристально посмотрел на нее.

– Как бы я хотел что-нибудь сделать для тебя, Вивьен. Помочь тебе…

– Ты и так мне помогаешь, Майк. Тем, что ты есть, что приходишь ко мне. Я не знаю, что бы я делала, если бы… Он легонько прижал палец к ее губам.

– Не надо, не говори так. То, что я здесь, с тобой, учти, было давным-давно предопределено там, в космосе. – И он улыбнулся своей широкой мальчишеской улыбкой. Но он-то знал, какой страх и какое отчаяние терзают его самого. Майк, так же как и Люси Грэйнджер, прекрасно понимал, что означает задержка с ответом.

Однако он был рад, что Вивьен хотя бы улыбнулась. Он принялся болтать разную чепуху веселым беспечным голосом и почти развеселил Вивьен.

– Какой ты хороший, Майк. И я так люблю тебя.

– Еще бы! – Он поцеловал ее. – И мне кажется, я твоей маме тоже понравился.

– Да, я совсем забыла спросить. Все в порядке? Что было, когда вы ушли вчера?

– Я проводил их в отель. Мы посидели еще немножко, поболтали о том о сем. Твоя матушка все больше молчала, а вот отец прощупал меня как следует: а ну посмотрим, кто собирается отнять у меня красавицу дочь?

– Я скажу ему сегодня.

– Что скажешь?

– О, я сама еще не знаю. – Она взяла Майка за уши и притянула к себе. – Скажу, что у моего любимого рыжие вихры, в которые так приятно запускать пальцы, они мягкие, как щелк… – И она ласково растрепала его шевелюру.

– А еще?

– Еще скажу, что хотя он и неказист на вид, но у него золотое сердце и он обязательно будет блестящим хирургом.

– Может, лучше сказать “выдающимся”?

– Хорошо, скажу так.

– А дальше?

– А дальше поцелуй меня.

Люси Грэйнджер постучалась в дверь кабинета главного хирурга и, не дожидаясь ответа, вошла.

Кент О'Доннел поднял голову от бумаг, разложенных на столе.

– Здравствуй, Люси. Садись. Устала?

– Немного. – Она тяжело опустилась в кресло у стола.

– Сегодня утром у меня был некий мистер Лоубартон. Хочешь сигарету? – Обойдя стол, он присел на ручку ее кресла и протянул ей портсигар.

– Спасибо. Да, это отец Вивьен. Ее родители приехали вчера. Они меня не знают, и, разумеется, это их беспокоит. Я сама посоветовала мистеру Лоубартону поговорить с тобой.

– Я это сделал, – сказал О'Доннел. – Я заверил его, что его дочь в самых надежных, самых опытных руках. Он был вполне удовлетворен.

– Спасибо. – Люси неожиданно обрадовали эти слова.

– Не стоит. – О'Доннел улыбнулся. – Я сказал только правду. А теперь рассказывай по порядку.

Люси вкратце изложила историю болезни, предполагаемый диагноз и сказала, что ответов от специалистов до сих пор нет. Это ее очень тревожит.

– Сколько, ты сказала, девочке лет?

– Девятнадцать. – Люси внимательно следила за лицом Кента. Она прочла в нем понимание и сочувствие. Сколько тепла и симпатии было в его голосе, когда он только что высоко оценил ее как хирурга. Почему это так важно для нее? Она вдруг поняла, что любит этого человека, что просто сама боится признаться себе в этом. Почувствовав внезапную слабость, Люси испугалась, что выдала себя и О'Доннел все понял.

Но он неожиданно поднялся и извиняющимся тоном сказал:

– Прости, Люси, я очень занят. Дела. – Он улыбнулся. Как всегда.

Люси встала, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Открывая ей дверь, О'Доннел легонько обнял ее за плечи. Это был ничего не значащий дружеский жест, но Люси совсем растерялась.

– Держи меня в курсе, Люси. И если ты не возражаешь, я взгляну сегодня на твою больную.

– Разумеется. Она будет только рада, и я тоже, – овладев собой, сказала Люси.

Вернувшись от Вивьен в патологоанатомическое отделение, Майк Седдонс внезапно почувствовал облегчение, будто кто-то снял с него давивший его груз тревоги и опасений. Жизнерадостный и беспечный по натуре, Майк не мог долго находиться в непривычном для него нервном напряжении. Он вдруг поверил, что все будет хорошо. Это состояние легкости и оптимизма не покидало его и тогда, когда он начал ассистировать доктору Макнилу при очередном вскрытии. Вот почему он по привычке начал рассказывать анекдот, которых знал множество, а затем вдруг попросил у Макнила сигарету. Тот, не отрываясь от работы, кивком указал на свой пиджак, висевший в дальнем конце секционного зала.

Раскуривая сигарету, Майк громким голосом досказал анекдот, и Макнил от души расхохотался. Но не успел его смех умолкнуть под гулкими сводами зала, как открылась дверь и вошел Дэвид Коулмен.

– Доктор Седдонс, прошу вас погасить сигарету, – услышал Майк тихий, но твердый голос. Он обернулся.

– А, доброе утро, доктор Коулмен. Простите, я вас не заметил.

– Погасите сигарету, доктор Седдонс, – уже ледяным тоном повторил Коулмен.

– О, конечно, пожалуйста… – Майк не вполне еще понимал, чего от него хотят, и направился с сигаретой прямо к анатомическому столу.

– Нет, не сюда. – Слова прозвучали резко, как щелканье хлыста. Седдонс пересек зал и наконец нашел пепельницу.

– Доктор Макнил!