Окончательный приговор

– Без всякой, Паша, агрессии со своей стороны. Честное пионерское, если хочешь… А если желаешь, готов поклясться тевтонским мечом, который я никогда не носил и носить не буду. Вел я себя, в самом деле, по‑пионерски. Этому чудаку выпить было не с кем. А тут я… Если бы кто другой в подъезде шел, он к нему докопался бы. Просто мужик любит компанию и не любит, когда кто‑то его компанию не любит, – Вальтер всегда любил выражаться слегка замысловато. – А я вообще люблю только свою компанию, но и в своей компании не люблю паленую водку. А нормальную водку сейчас купить невозможно. Я только это ему и сказал. А он посчитал, что я его алкоголиком обозвал. И пообещал мне нос за оскорбление откусить. Естественно, мне ни к чему такая особая примета, я мягко воспротивился, и когда он попытался меня за нос схватить, чтобы ко рту поднести, я его руку убрал подальше от него же самого, чтобы не натворил чего. Я же не знал, что мужик в ногах после выпивки слаб. Он упал на лестницу и сломал руку. Правда, ментам он сказал, что я на него сзади набросился и сбил с ног. А он мне даже слова сказать не успел. И менты ему поверили, потому что он сам бывший мент. В вытрезвителе, говорят, служил, и потому считается человеком непьющим. Наверное, не пьющим мало. Он сам мне про вытрезвитель сказал, когда других ментов привел.

Я на такие оправдания только вздохом и мог ответить.

– Я понимаю, что быть привлеченным за драку тебе не хочется. Но хотя бы с ментами мог договориться? Ты же был трезв.

– Это выше моих возможностей, товарищ капитан. Там разговаривать было бесполезно. За мной приехали, чтобы сразу «повязать». Твердое намерение, вошедшее в привычку! И даже попытались это сделать без предупреждения. Если не считать предупреждением попытку заехать мне в физиономию. Менты первыми начали. Но бить, дураки, не умеют.

– Узнали тебя? – поинтересовался я.

– Очень сомневаюсь. Соседи меня знают как художника. Приехал в Москву с Урала «пробиваться» к вершине славы. За заслуженной славой. Этакий деревенский самородок. Таким меня там, на Урале, считали. А здесь почему‑то всерьез не принимают. Я в трансе. Но художник должен всегда быть в трансе, иначе ему не выжить и ничего не создать. Художник обязан быть голодным, чтобы из него Пикассо получился, а не Никас Софронов. В квартире остался набор красок и два незаконченных этюда. «Московские дворики» … Я такую серию хотел сделать. Это подтверждает версию. Да там и не будут сильно докапываться. Они постараются без шума дело замять. Стрельба в подъезде жилого дома тоже не приветствуется.

– Следователь знает про твои художества? – спросил я.

– Понятия не имею, – лежавший на топчане Вальтер пожал плечами и поморщился: ранение беспокоило при каждом движении. – Дома у нас он не был ни при мне, ни после меня. Жену вызывали повестками. Со мной ни разу разговор о живописи не заводил. Думаю, что не знает… И потому надеюсь, что безвестного художника не соотнесут с бывшим старшим прапорщиком Вальтером Георгиевичем Хостом.

– Ты отпечатки на пистолете оставил, – напомнил Корчагин.

– Это – да, есть такая беда. Но у меня теплится в душе надежда на ментовский характер. Его же «на ковер» потащат за временную утерю оружия. И потому мент, мне кажется, мусоропровод уже носом перекопал, пистолет нашел, от вони отмыл и в рапорте факт утери оружия не отметил.

– Это возможный, и лучший для нас вариант, – согласился я. – Даже вполне вероятный вариант. По справедливости, хватит нам моего прокола. Меня в Москве ищут. Тебя идентифицируют, тоже будут искать, но тогда уже сообразят, что, поскольку двое здесь, то и третий обязан быть где‑то неподалеку, значит, заодно будут искать и Корчагина, который в сравнении с нами ведет себя примерно. Но его поиск на тридцать три процента увеличивает их надежды на успех. Одного найти всегда труднее, чем двоих и уж тем более троих.

Вадим один из всех нас не изменил внешность. Он от природы был лысоват уже в свои молодые годы. Конечно, хорошо бы ему носить парик, но опытный милиционер всегда отличит парик от настоящих волос. И в парике показаться подозрительным намного проще, чем без оного. А казаться подозрительными нам ни к чему.

– Я пока не вижу предпосылок к своему провалу, – сказал Вадим.

– Я тоже не видел, пока сосед не пожелал моим носом свою водку закусить, – возразил Вальтер. – Я уж надеялся чуть ли не до старости так же тихо прожить в образе провинциального художника.

– Честно говоря, – сознался я, – и я думал, что найти меня будет невозможно, пока этот капитан милиции не пожелал мои тапочки примерить.

– Я на вашем опыте буду учиться, – сказал Корчагин.

* * *