«Окопная правда» Вермахта

В России бичом солдат были не только вши. «Там водилось множество кузнечиков, — вспоминал Зигфрид Кнаппе, — и из-за бесплатных пассажиров иногда трудно было отличить идущего солдата от дерева. Нас беспокоили тучи комаров; повсюду летали мухи». Бернгард Буль жаловался: «Комары — сущее мучение. Нам раздали накомарники — зеленые сетки, которые надеваются на голову. Приходится носить их днем и ночью». Зигберт Штеманн считал, что «мириады мух и прочих жужжащих насекомых» в Бессарабии крайне назойливы. Тем не менее он считал, что это «лучше, чем сидеть по колено в грязи после дождей». Неудивительно, что многим солдатам Россия казалась не столько страной, сколько чередой стихийных бедствий. Вернер Потт утверждал: «Мы несколько недель вели бои без отдыха и сна, каждый день меняли квартиры, шли сквозь метели при минус двадцати пяти, отмораживали носы и ноги так, что всякий раз, когда приходилось стаскивать с себя сапоги, хотелось кричать от грязи, паразитов и прочих мерзких вещей». К этому Гаральд Хенри добавил: «Нет гарантии, что у тебя будут крыша над головой, пища, почта, что ночевать придется в отапливаемом доме. Все это — особые знаки внимания, дары, рождественские подарки, если хотите».

Словно в довершение всех трудностей, большинство солдат страдали от дождя, снега, холода и паразитов в условиях величайшего физического напряжения. Простой солдат вступал в бой так же, как и его предки, — после долгого, изматывающего марша. «Когда пехотинцу выпадает случай проехать на машине, — с горечью отмечает Клаус Хансманн, — это лишь кажущееся облегчение. Это значит, что здесь что-то не так, что мы вдруг срочно понадобились и ждать, пока мы добредем до нужного места своими усталыми ногами, просто нет времени». Куда более обычным для жизни пехотинца, даже в более теплую погоду, было другое наблюдение Хансманна: «Мы, не раздумывая, идем вперед, на восток, по летней степи, наполненной соблазнительными ароматами. Война должна была бы раствориться в этой сладости, но вес снаряжения… бесцеремонно возвращает нас к реальности. Боль в ногах, уставшие мышцы напоминают нам о долге… Каждый шаг дается с трудом из-за жары и пота. Битва с жаждой, битва с усталостью, поиск сил, чтобы вынести это солнце, усталость и отчаяние».

Шагая под «палящим зноем» России в июне 1941 года, Гаральд Хенри жаловался: «Не знаю точно, сколько весит мой ранец, но поверх него уложено толстое шерстяное одеяло, патронный ящик, от веса которого можно сойти с ума, и злосчастная коробка с книгами, которые стоило бы отослать обратно». И его ноша не становилась легче. «Следующий день выдался очень напряженным, — писал он неделей позже. — После часовой передышки вечером мы двинулись дальше. Сорок четыре километра. По пути во время ночного привала по нам стреляли, поэтому пришлось идти, держа наготове оружие или, как в моем случае, пятнадцатикилограммовый патронный ящик… и к утру, когда мы проделывали вторую половину сорокачетырехкилометрового марша, я был совершенно измотан и выбился из сил». «Многие пехотинцы шли к Тобруку пешком — подчеркивал Мартин Пенк в августе 1942 года. — Кто этого не понимает, тот не в состоянии представить себе тяготы, выпавшие на долю пехоты. Приходилось идти по тридцать километров в сутки под палящим солнцем, неся на себе походный ранец, личное оружие и патронный ящик, пулемет (весом около 30 кг) или миномет, в условиях постоянной жажды». Рембранд Элерт похоже отзывался о трудностях отступления немецких войск на юге Украины: «Последние 30 километров многие проходили в одних носках. Мне самому во время отступления пришлось проделать весь путь в двух резиновых сапогах на правую ногу».