Мне понадобилось мгновение, чтобы оценить состояние Лиссы, но в сражении со стригоем одна секунда может отделять жизнь от смерти. Вроде бы я продолжала следить за ним и была настороже, но все же он сумел заметить крохотную прореху в моей защите, оттолкнул к стене и с такой силой пригвоздил к ней мои запястья, что я выронила кол.
Он придвинул свое лицо к моему так близко, что наши лбы почти соприкасались.
– Роза… – пробормотал он. Его дыхание казалось теплым и свежим, хотя вроде бы должно было пахнуть смертью и разложением. – Зачем? Зачем ты все так усложняешь? Мы могли бы провести вместе целую вечность…
Сердце заколотилось в груди. Я с ужасом ждала надвигающейся смерти, понимая, что меня отделяют от нее всего несколько секунд. И в то же время во мне поднималась печаль из-за того, что я потеряла его. Я видела знакомые черты, слышала голос, говорящий с тем же акцентом, – все это обволакивало, словно бархатное покрывало, казалось, сердце вот-вот разорвется. Почему? Почему с нами произошло все это? Почему мир так жесток?
Я сумела взять себя в руки и снова отогнала мысль о том, что это мой Дмитрий. Сейчас мы – хищник и жертва, и мне угрожала опасность быть съеденной.
– Прости, – заговорила я сквозь стиснутые зубы, пытаясь, впрочем безуспешно, вырваться из его хватки. – В мое представление о вечности не входит членство в мафии не-мертвых.
– Знаю, – сказал он, и, клянусь, на его лице промелькнула печаль, хотя позже я убедила себя, что мне померещилось. – Вечность без тебя будет такой одинокой.
Внезапно в ушах раздался пронзительный вой, и мы оба вздрогнули. Звук был ужасный, но тем не менее мне он принес облегчение. Пожарная дверь. Наконец-то эти идиоты – и я без зазрения совести отнесла данный эпитет к своим друзьям – покинули здание. При посредстве нашей связи я почувствовала солнечный свет; это хоть немного утешало, поскольку как раз в этот момент клыки Дмитрия приблизились к моей артерии.
Я надеялась, что сигнал тревоги отвлечет его, но напрасно. Тем не менее я продолжала вырываться, пусть и без толку, до тех пор, пока кол Эдди не вошел в бок Дмитрия.
Зарычав от боли, он отпустил меня и повернулся к Эдди. Тот, не мигая, смотрел на него. Если зрелище преображенного Дмитрия и ошеломило молодого стража, он не подал вида. Может, он видел перед собой просто стригоя и даже не узнал в нем бывшего наставника. Ведь этому нас и учили – видеть монстров, не людей.
На мгновение Дмитрий отвлекся. Он хотел моей смерти, а Эдди был просто досадной помехой, которую следовало устранить.
Сейчас они танцевали друг против друга, как мы с Дмитрием раньше, с одной лишь разницей – Эдди не знал противника так, как я, поэтому не мог столь же успешно увертываться от ударов, и в какой-то момент Дмитрий оттолкнул его к стене, да с такой силой, что мог расколоть ему череп, точно орех. Однако Эдди успел сгруппироваться, и вся тяжесть удара пришлась на корпус; больно, конечно, но не смертельно.
Все это заняло лишь доли секунды, но мой настрой изменился. Когда Дмитрий нависал надо мной, собираясь укусить, я сумела преодолеть желание воспринимать его как личность, как человека, которого знала и любила. Очутившись в положении жертвы, глядя в глаза смерти, я стремилась лишь к одному – сражаться! Но теперь, глядя, как Эдди борется с Дмитрием, как замахивается на него колом, я внезапно утратила холодную объективность. Вспомнила, зачем мы пришли сюда. Вспомнила, о чем рассказал Роберт.
На чем строились мои надежды? Еще раньше я поклялась себе, что если Дмитрий будет угрожать моей жизни, а я к этому времени не успею узнать способ спасения стригоя, то убью его сама. И сейчас у меня был шанс сделать это. Вдвоем с Эдди мы могли одолеть Дмитрия, прервать его существование в качестве монстра, то есть сделать то, чего он сам когда-то хотел.
И все же… каких-то полчаса назад в душе вспыхнул крошечный огонек надежды, что стригоя можно спасти. Убеждение, что на это способен только пользователь духа, казалось абсурдным, но Виктор верил в этот способ, а если человек вроде него хоть во что-то верил…
Я не могла убить Дмитрия. Пока не могла.
Выхватив кол, я прижала его серебряное острие к затылку Дмитрия. Он взревел от ярости, повернулся и оттолкнул меня, а сам продолжал парировать удары Эдди – никому другому подобное не удалось бы. Однако кол Эдди сейчас очутился в непосредственной близости от сердца Дмитрия, и, судя по решительному виду моего друга, он, не колеблясь, был готов убить стригоя.
Дмитрию приходилось делить свое внимание между нами двоими, и в какой-то момент кол Эдди оказался в такой близости от его сердца, что, казалось, еще миг, и все будет кончено.