Оковы прошлого

Еще я хотел бы что-нибудь менее строгое, для молодой женщины.

Вот уже неделя, как он терзается вопросом, будет ли уместно сделать подарок Жюли. В принципе, в таком случае принято обходиться шампанским или шоколадом, украшение — подарок более интимный, но ему хотелось отблагодарить ее особым образом. Если бы не Жюли, ему бы ни за что не справиться с объемом работы, свалившимся на него в этом году! Каждое утро Жиль радовался, что взял ее на работу. Тем более что она была очаровательна и щедра на улыбки.

Мне очень нравится эта серебряная цепочка, — проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.

Какая ему разница, что подумает продавщица, и все-таки он наверняка ведет себя так, словно сначала купил подарок жене, а теперь выбирает еще один — для любовницы. А ведь у них с Жюли ничего такого не было.

Это для дочки, — объявил Жиль.

Неужели он ищет возможность оправдаться? Глупо отрицать, что его не посещали определенные желания, когда он смотрел на ножки Жюли или ее облегающие тело блузки. Два или три раза он приглашал ее на обед, но разговаривали они всегда только о работе. Если уж совсем честно, он никак не мог набраться смелости. Из страха показаться смешным не решался проявить к ней повышенное внимание. К тому же Жиль прекрасно понимал, что, стань они любовниками, ему пришлось бы врать жене, да и на работе обстановка только усложнилась бы. В общем, он еще не созрел для внебрачной связи. Жиль любил Софи несмотря на ее тяжелый характер и еще не потерял веру в идеальный брак. И все-таки соблазн был велик. Доказательство тому — покупка этой цепочки.

«В крайнем случае, оставлю цепочку для Анны, подарю, когда подрастет».

Терзаемый противоречивыми желаниями, он протянул продавщице свою кредитку. Она тоже была очень мила. И что, будем глазеть на всех без разбору женщин? И дарить всем украшения?

«Ну, все не так уж плохо! Я купил подарок Жюли, потому что она славная девушка. Она отлично справляется со своей работой, заботится обо мне, улыбается, говорит приятные вещи и делает такой кофе, как я люблю. За все это ее нужно вознаградить. А коробка конфет — как-то уж слишком банально...»

Когда Жиль переступил порог ювелирного, в кармане завибрировал мобильный. Без всяких вступлений таинственным голосом Коля начал рассказывать ему невероятную историю.

* * *

Пока мы не женаты, — шепнул Альбан, — нам не обязательно вести себя так, как это принято в благовоспитанных семействах!

Осыпая Валентину поцелуями, он притянул ее к себе. Рука его скользнула к ней под свитер.

Подожди минутку! — попросила она, отстраняясь. — Я хочу кое о чем спросить. Что это за сюрприз, за которым пришлось ехать в Гавр? Я думала, мы договорились, что не будем ничего скрывать друг от друга.

Альбану отчаянно не хотелось ей врать, поэтому он пытался найти ответ, но тщетно. Валентина не собиралась сдаваться, и он пробормотал:

Это касается моей семьи.

Если подумать хорошенько, Альбан, ты предложил мне стать членом твоей семьи!

Валентина порывистым движением опустила свитер, дав тем самым понять, что ей сейчас не до ласк.

Послушай, я уже пробовал тебе объяснить. Мне трудно об этом говорить...

О чем?

О душевном здоровье нашей матери.

О матери? Какая связь между твоей матерью и Гавром? Почему тебя именно сейчас заинтересовал этот вопрос? Рассказываешь мне бог знает что... Я, по-твоему, идиотка?

Огорченный, Альбан сделал примирительный жест, но она отступила на пару шагов, скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.

Я спрашивала у Жо о твоей матери. Она сказала, что Маргарита была странноватой, а потом у нее развилась депрессия. Это грустно, но вполне понятно. В этом нет ничего особенного. Жо говорит, что ты пристаешь к ней с глупыми расспросами. Она считает, что было бы лучше, если бы ты больше времени уделял мне!

Разве я уделяю тебе мало времени? — возмутился Альбан.

Не мало, — смягчившись, признала Валентина. — И все-таки очень часто ты думаешь о чем-то другом.

Альбан был зол. Так значит, Жо говорит, что в смерти их матери нет ничего особенного? А сама Маргарита была всего лишь странноватой? Настолько странноватой, что хотела задушить собственного сына! И, что самое обидное, Жо без колебаний воспользовалась Валентиной, чтобы заставить его забыть эту историю, как ей того и хотелось.

—Я не хочу это обсуждать, — холодно сказал Альбан.

Ты ничего не хочешь обсуждать!

Воздев очи к небу, он вышел из комнаты, но дверью хлопать не стал. Он не посвятил Валентину во все подробности по одной-единственной причине — не хотел, чтобы она расстраивалась. Совсем как Жозефина — та, вне всяких сомнений, отказывалась говорить, пытаясь защитить своих внуков. Выходит, ради блага близких и он, и Жо держали при себе свои секреты, порождая тем самым множество недоразумений.