— Ну… возможно, мы могли бы выпить коньяка? Я обнаружила, что это не только способствует пищеварению, но и делает меня… более страстной. Хотя, возможно, ты предпочитаешь, чтобы я притворялась, что делаю это с неохотой? — Она бросила в его сторону вопросительный взгляд, а затем сделала ласковый вывод: — Я, разумеется, заметила, что, когда бы я ни находилась с тобой, в наших отношениях всегда есть что-то от изнасилования. Впрочем, это не является очень необычным. Я имею в виду, что некоторые особы…
Когда он поднялся со своего стула, на котором до этого небрежно раскачивался, не отводя от нее глаз, от него исходил такой стремительный поток флюидов, что Алекса даже не успела удивленно раскрыть глаза, как он уже перегнулся через стол, резко схватил ее и заставил подняться на ноги, проделав это с такой силой, что у нее мелькнуло подозрение, не собирается ли он тащить ее к себе через стол. Небольшая чаша для ополаскивания пальцев после десерта, которой она только что пользовалась, полетела на пол, а ее бокал с вином опрокинулся. Тарелка, стоявшая слишком близко от края стола, с грохотом разбилась.
— Алекса, — довольно любезным тоном произнес Николас, — ты получишь свой коньяк и продемонстрируешь мне свою страстность в постели, однако ты вынуждаешь меня овладеть тобою здесь и сейчас — на столе или на полу или любым другим способом, каким ты сама предпочитаешь. Итак?
Когда она покачала головой и попыталась вырваться, он после непродолжительной борьбы освободил ее и вновь опустился на стул.
— Пока я буду искать два бокала с коньяком, почему бы тебе не подождать меня в спальне? Хотя, может быть, ты все же предпочитаешь какие-то иные места?
Она поднялась с места и направилась к дверям, а он повернулся к серванту. Уже входя в спальню, она услышала команду, небрежно брошенную им через плечо.
— Сними только на минутку эту сорочку, сокровище мое, и не торопись пока забираться в постель, хорошо? Созерцание этих изумительных линий и очертаний вызывает во мне самые захватывающие идеи и образы, должен тебе признаться.
Она с шумом вдохнула воздух и, повернувшись на своих голых пятках к нему, яростно сверкнула глазами, отчетливо выделявшимися на внезапно побледневшем, напряженном лице.
— Только ради Бога, Николас! Неужели ты еще мало времени потратил на эти маленькие жестокие игры? Тебе удалось убедить меня в бесполезности сопротивления, так зачем же грубить снова? Проинструктируйте меня, какого рода представление вам хочется увидеть, милорд, и я сделаю все, что пожелаете, и так быстро, как только смогу. Вы желаете, чтобы я вернула вам вашу рубашку и обнажила свои груди — пожалуйста! — Ее пальцы уже сердито дергали пуговицы, пока она еще продолжала говорить, и через несколько томительных мгновений она сорвала ее с плеч, едва не разорвав, и презрительно кинула в его сторону, оставшись стоять на месте, похожая на яростную и гордую молодую амазонку; на ее обнаженных золотистых грудях играли багровые отблески камина. — А теперь, лорд Эмбри? Что вы мне еще прикажете сделать? — У нее слегка задрожал голос от тех неистовых эмоций, которые ее сейчас обуревали, но она даже не вздрогнула, когда он, сделав несколько больших шагов, приблизился, всем своим видом показывая намерение наброситься на нее.
Впрочем, Николас и сам еще не вполне был уверен в собственных планах, потому что внезапно остановился, подойдя к ней почти вплотную. А она уже сжала кулаки и слегка расставила ноги, сверкая на него ненавидящим взором пленницы. У его девочки-жены из Калифорнии были черные креольские глаза, которые тоже умели смотреть на него таким же взором. Немые глаза животного, наполненные слезами, ненавистью, раздражением и отвращением, которые внезапно отводили взор, сталкиваясь с его глазами и не понимая, что и он тоже пойман этой же самой ловушкой. И если бы тогда в действие не вмешался рок?.. Но эти глаза не выражали ни страха, ни отвращения; а ее высокие остроконечные груди выглядели сейчас так, словно были выкрашены лунным светом, первый раз он видел их такими, и они еще слегка колыхались от ее сердитого и быстрого дыхания, великолепно контрастируя с бронзовой копной волос, которой она раздраженно потряхивала под его долгим, изучающим взглядом.
Он еще не сказал ни слова, подумала Алекса, он что, надеется разволновать ее таким образом, смотря оценивающим взором, словно на рабыню, выставленную на аукционе? И чего он в конце концов от нее еще хочет?
— Повернись, — неожиданно скомандовал он, и она даже открыла рот от изумления, непонимающе воззрившись на него. Тогда он повторил, на этот раз более грубо и нетерпеливо: — Повернись, моя дорогая, твои груди очаровательны, и ты сама об этом знаешь, но твой зад еще более соблазнителен. Почему бы тебе не проследовать в спальню впереди меня, а уж там я выскажу тебе следующее требование, хорошо? Несколько мгновений назад ты грозилась исполнить свою роль и сыграть передо мной представление со всем усердием и проворством, если мне не изменяет память!