Оковы страсти

— Боюсь, что мой племянник слишком долго ходит вокруг да около, не касаясь самого предмета. — Маркиз сказал эти слова своим обычным равнодушным голосом, но при этом заставил Алексу против ее воли поднять глаза и посмотреть на него. — Силы тьмы… — Он помедлил, видимо, давая ей возможность понять смысл этих слов, дать им внедриться в ее мозг, а потом она услышала, что он говорит своим спокойным голосом: — Вы когда-нибудь слышали о «судье» и «суде присяжных»?

Глава 46

Словно подготавливая людей к зиме, туман обнимал весь Лондон своими длинными холодными руками с каждым утром все крепче, и каждую ночь воздух становился все холоднее и влажнее. Ближе к реке холод и сырость усиливались, а туман спускался все раньше и держался гораздо дольше, чем в других частях города.

Это могло «означать только одно — больше темноты и новые приступы боли, потому что ледяной воздух просто впивался в его больную спину, словно кислота. Возможно, это было напоминанием о том, что он еще способен что-то ощущать, а значит, каким-то непостижимым образом он был еще жив, правда, он уже давно перестал спрашивать себя почему. Он понял когда-то, что гораздо удобнее забраться вовнутрь самого себя и жить там в тишине и покое, как восточный монах, и даже то, что его живое до сих пор тело все еще продолжало корчиться в агонии, не мешало этому уединению. А было ли это наказанием или возмездием — больше не имело для него никакого значения, потому что у него была отнята его воля; если поначалу у него еще были какие-то возможности выбора, то теперь ничего не осталось, только покорно вынести то, что они ему прикажут, раз уж его тело так стремилось к жизни.

— Интересно, тебя это чему-нибудь научило, Николас?

Отвыкший от речи за те дни, что пробыл здесь в одиночестве, он даже не сразу смог заговорить. На дворе не восемнадцатый век, и его бросили не в Бастилию по королевскому приказу, но это очень напоминало о прошлом. Кроме Ньюбери, его все забыли, словно он никогда и не существовал. Ньюбери?

— Я думал, что вы куда-нибудь уехали, например, за границу, погреться на солнышке. — Еще большего труда, чем говорить, ему стоило повернуть голову, хотя Николас и отметил про себя, что справился со всем этим.

— Вы по мне скучали? — Ньюбери произнес это с легкой иронией, потом снова повторил свой вопрос, теперь с некоторой долей любопытства. — Итак, Николас? Я, разумеется, не могу заставить вас отвечать, потому что вы уже доказали, каким упрямым ослом вы можете быть, но мне надо было бы кое-что выяснить. Вы сделали из всего этого хоть какие-то выводы для себя или нет?

— Раз уж вы мой учитель и наставник в этом деле, то почему бы мне и не ответить вам? Среди всего прочего я научился повиновению, смирению и воздержанию. Да, и еще — терпению. Вы удовлетворены? Если нет, то скажите, какие именно ответы, кроме честных, вас бы удовлетворили, и я вам верну их обратно. И ради Бога, почему вы никак не прекратите эту вашу игру? Если у вас самого на это не хватает духа — проинструктируйте соответствующим образом добрейшего Брауна. Река отсюда близко, не правда ли? Я думаю, что теперь я уже сполна расплатился за все свои преступления и досточтимые «судья» и «суд присяжных» не могут с этим не согласиться.

— Вы очень красноречиво все это изложили, Николас, — сказал маркиз, поднимаясь со стула и делая знак Брауну. — Но видите ли, даже если вы, несчастный упрямый глупец, каким вы себя показали, и заплатили за ваше упрямство, то я еще слишком мягкий и добросердечный человек и считаю, что справедливость должна восторжествовать и правда обязана воссиять. Мне даже жаль огорчать вас, но я должен вам объяснить, насколько тщетна была ваша великая жертва, хотя это еще один горький урок, преподанный вам в столь сильной форме.

— О Боже! — Николас простонал сквозь зубы, почувствовав, что снова стоит на ногах. — Это тоже еще один урок? Чему же мне на этот раз предстоит научиться, дабы утолить вашу жажду справедливости?

— Значит, пытки не доставляют вам удовольствия? — небрежно произнес Ньюбери, не поворачивая головы. — А я был уверен в обратном, наблюдая, как вы с готовностью принимаете это лекарство, вместо того чтобы собраться с духом и рассказать всю правду, ведь я вам сразу предложил эту альтернативу. Выбор у вас был.

Он уже научился к этому времени пропускать мимо ушей все, что они говорили, и не поддаваться на коварные предложения, поэтому он сказал только:

— Какая разница, что я хочу и чего не хочу? И получаю я от этого удовольствие или нет? Я просто подчиняюсь и, безусловно, остаюсь вашим почтительнейшим и покорнейшим слугой, ваше превосходительство.