Окраина

Молокане окружили небольшое сооружение. Их было семеро, и их усилий скорее всего не хватит, но они встали плечом к плечу, взявшись за руки, и, не сговариваясь, начали обряд Очищения. После всех своих предыдущих попыток они знали слова наизусть, и, пока они их распевали, Агафья думала над тем, что произойдет, если Главный в Доме вернется. Сдержит ли его сила их молитв?

Фонари были погашены, и не успели они дойти и до середины обряда, как темнота вокруг них задвигалась, стала обвиваться вокруг их ног и накрывать им головы. Но они не теряли концентрации, и движения теней внутри купального дома становились все хаотичнее.

После этого они пройдут в дом и освободят ее невестку и внуков. Скорее всего молокане приехали сюда на машинах, и даже Грегори не сможет противостоять такому количеству противников. Она и дети скроются в каком-нибудь из молоканских домов и уже там решат, что им делать дальше.

Силы, которые ей дал Святой Дух, повысили настроение Агафьи, и она даже готова была запрыгать, полностью отдавшись ему и доверившись всемогущему Богу, хотя и понимала, что здесь для этого не место и не время.

И в этот момент разразилась песчаная буря.

Глава 20

I

Подул ветер, и в стекла и стены дома громко забарабанил песок. Видимость стала хуже, чем при сильном тумане, и через крохотное чердачное окно Грегори мог видеть только темноту – ни луны, ни звезд, ни фонарей.

Пора.

Мужчина медленно встал на ноги. Здесь он просидел в ожидании много часов, держа в руках заряженный револьвер, и мускулы ног у него ныли. Какое-то время назад его отец прекратил с ним разговаривать, но еще раньше Грегори прекратил его слушать. Ему не нужны были советы отца, чтобы понять, что надо делать.

Он знал.

Да, он знал это совершенно точно.

Грегори открыл люк, опустил лестницу и как можно тише спустился с чердака. В холле было темно, но, чтобы видеть, свет ему был не нужен. После всех этих часов, проведенных на чердаке, с ним что-то произошло. Его глаза не только привыкли к темноте, но его зрение значительно обострилось. Оно стало кошачьим, и, хотя мир для него теперь был двухцветным, черно-белым, видел он все отлично, гораздо лучше, чем раньше. Перед ним был пустой коридор, в котором стояла стремянка, которую кто-то притащил с улицы и непонятно для чего прислонил к стене.

Грегори пошел по коридору.

Теперь он понимал, что чувствовал Билл Меган и почему он сделал то, что сделал. Это было единственным разумным ответом, единственным способом убедиться, что все ошибки оплачены и никогда больше не повторятся. Это было справедливо, это было самим правосудием, и в осознании того, что вот сейчас он закроет все вопросы, было что-то возбуждающее и приносящее удовлетворение.

Оружие удобно лежало в руке. Шел он медленно и бесшумно, стараясь не слишком нажимать на скрипучие половицы. Ветер снаружи дул все сильнее, а заряды песка становились все интенсивнее. Для него все это было музыкой.

Первой дверью, к которой подошел Грегори, была дверь в комнату Саши, и он открыл ее, держа оружие в вытянутой руке. Вошел в комнату дочери. Она натянула на себя одеяло, крепко укутав им среднюю часть своего туловища, а вот нижняя его часть оставалась открытой. Лежала она на боку, и ее ноги были сложены ножницами так, что он видел ее промежность. Трусики Саши были сильно натянуты, и Грегори рассмотрел небольшую выпуклость от волос у нее на лобке и контур ее вагины. На трусиках было что-то похожее на засохшую кровь, но он не обратил на это внимания, замечая только контуры тела под ними.

Саша повернулась во сне, и ее ноги раздвинулись еще шире – Грегори сразу понял, что это значит.

Эта сучка хотела, чтобы он ее трахнул.

Он разозлился. Та ярость, которую он лелеял весь этот день, превратилась в раскаленный праведный гнев. Вот она лежит перед ним, избитая и ободранная, и все равно, даже во сне, мечтает о том, чтобы кто-то на нее взобрался… Она, так же как ее мать, просто не может без хоть какого-нибудь члена, только бы почувствовать его в себе. Мысль о том, что она хочет переспать с ним, своим собственным отцом, вызвала у Грегори отвращение. Было очевидно, что трепка, которую она получила от очередного урода, который ее трахал, ничему ее не научила. Ему самому придется показать ей, в чем она не права, да так, чтобы подобное никогда больше не приходило ей в голову.

Он подошел ближе. Саша только притворяется спящей, и Грегори сильно ударил по кровати ногой, чтобы заставить ее прекратить прикидываться. Дочь села в кровати, как будто испугалась, и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, полными якобы ужаса, но он-то хорошо знал, что это была похоть.

Она увидела револьвер у него в руке, взглянула ему в глаза – и поняла, что он собирается сделать.

– Нет! – закричала Саша.

Он выстрелил ей в промежность – и захихикал, увидев, как кровь залила ее ночную рубашку.

– Больше ты себе туда уже ничего не приспособишь, сучка.