Адам попытался представить себе, как его друг будет выглядеть лет этак через десять, какая у него будет работа, окончит ли он колледж… И будет ли жизнь Роберто другой, потому что рядом не будет его? Будет ли
– Все равно ты мой лучший друг, – в смущении произнес Роберто, прочистив горло и не глядя на Адама.
– Конечно, – ответил мальчик.
Он вытер глаза и попытался убедить себя, что слезы на них появились из-за смога.
II
В ее сне Грегори опять был маленьким мальчиком. Он стоял на ступенях старого аризонского молельного дома и смотрел на что-то, что было похоже на деформированный труп ребенка. Дул ветер, очень сильный, который поднимал пыль, а она, в свою очередь, превращалась в смутные темные пятна, напоминавшие очертания маленького изломанного тела, лежавшего на ступеньках.
Сама она наблюдала за сценой как бы со стороны, а не принимала в ней участия. Хотя она и хотела крикнуть своему сыну, чтобы он отошел подальше от тела и спрятался в молельном доме, она могла только стоять в отдалении и наблюдать, как он наклоняется и неуверенно дотрагивается до лица фигуры.
Ветер подул сильнее, и деформированный ребенок, кренясь, поднялся на ноги. Она увидела неестественно короткие ноги и длинные руки. Торчащая голова была слишком велика для тоненькой шейки и имела пугающе странную форму. Грегори отступил назад, но он тоже уже начал меняться, и его голова увеличивалась в размерах, руки удлинялись, а ноги сжимались – и через несколько мгновений он превратился в абсолютную копию деформированной фигуры, стоявшей перед ним. Его пронзительный крик перекрыл вой ветра, а потом обе фигуры скрылись за завесой пыли и превратились в бесформенные объекты, прячущиеся за стеной песка.
Она проснулась, вся покрытая потом. Тяжело дыша, села на кровати, чувствуя тупую боль в груди. Она не знала, что значит этот сон, но ничего хорошего он не предвещал и сильно испугал ее. Закрыв глаза и наклонив голову, она сложила руки на груди.
И начала молиться.
Глава 2
I
Они ехали вслед за фургоном с мебелью, останавливаясь только для заправки и похода в туалет. Грегори мало доверял перевозчикам мебели и не собирался упускать этих придурков из виду – все они выглядели так, что их не решился бы нанять даже владелец передвижного каравана. Дети, начиная с Феникса, постоянно жаловались и стонали, умоляя остановиться около «Макдоналдса», или «Тако Белл», или какого-нибудь еще ресторана быстрого питания, чтобы перекусить, но он велел им довольствоваться чипсами и крендельками, которые они захватили из дома.
Проехав через Тусон, они направились на восток в сторону Уилкокса.
Позавчера вечером семья устроила отвальную, пригласив на нее всех своих друзей с семьями, – громадную вечеринку в заведении у Дебби и Джона, которая позже плавно перетекла в их собственный дом. Гости сидели на упакованных коробках и пили из разовых стаканов, стоявших на кухонной стойке. Кончилось тем, что Джулия проплакала весь вечер, обнимаясь со всеми и обещая не пропадать. Она принимала все предложения остановиться в доме приглашавших во время своих уже обещанных частых визитов на каникулы в Южную Калифорнию. Сама Джулия приглашала всех и каждого приехать к ним в Аризону. Правда, на самого Грегори все это прощание не произвело никакого впечатления. Он был скорее взволнован, чем грустил, и смотрел больше в будущее, чем думал о прошлом, – и даже сейчас, два дня спустя, продолжал испытывать этот оптимизм. Ему нравилось ехать через пустыню, и, несмотря на жалобы детей и мрачное настроение Джулии, он чувствовал себя счастливым. Они все начинали заново, их будущее было светлым и широко распахнутым им навстречу, и они могли делать все, что, черт возьми, придет им в голову. Благослови, Господи, эту лотерею!
Для путешествия они купили новый автомобиль – фургон «Додж», – и теперь Грегори наслаждался мягким ходом машины, ее действительно работающим кондиционером и звуком ультрасовременного аудиокомплекса. Он привык к еле работающему кондиционеру и разбитой подвеске старого «Форда», и разительный контраст между этими двумя машинами делал достоинства фургона вдвойне приятными.
Посмотрев в зеркало заднего вида, он увидел, что Саша читает Дина Кунца, а Адам и Тео играют в «Старую деву»[7]. Позади них, на последнем сиденье, сидела его мать и смотрела прямо перед собой. Ее глаза встретились в зеркале с его взглядом, и она одарила его бледной улыбкой.
Он улыбнулся ей в ответ.