– Какая зверюга?
– Вам виднее. От красавицы нашей иной раз, кроме «ослы да лошаки», ничего и не услышишь.
– Сочувствую, – пробормотал Андрей и пошел к себе в кабинет. Что там Улан-Удэ – что делается в родном «Боспоре», не поймешь.
Загадка разъяснилась на следующий день. С утра неожиданно раскричалась Мариэтта. Негодование объяснялось тем, что кто-то сожрал колбасу, накрошенную для пиццы. Колбасы в холодильнике имелось еще две палки – ешь не хочу. Нет, обязательно нужно было сожрать уже почищенную. Да еще и расшвырять остатки по всей кухне. Алексей Валентинович вину на себя брать отказался категорически, объясняя тем, что колбасу ест только с хлебом и чаем. Логика в таком доводе, несомненно, имелась. Генка, наоборот, колбасу жевал как хлеб и возиться с шинкованной не стал бы, если можно разом отгрызть полбатона. Начальник теоретически был вне подозрений, хотя Мариэтта и поглядывала настороженно. Вероятно, подозревала, что и с колбасой у гражданина начальника сложились какие-то таинственные, закомплексованные отношения. Выручил Генка, осмотревший разбросанные остатки продукта. Грыз колбасу кто-то мелкий. Предложение Иванова устроить засаду коллеги встретили настороженно. Сердитая Мариэтта объявила, что завтрак будет домашний, и мгновенно настругала разнокалиберных бутербродов. Все разошлись пить чай по комнатам. Буквально через пять минут Андрей подскочил от воплей и стука. Выглянув в коридор, успел заметить серую тень, молнией промчавшуюся вдоль стены. В конце коридора тень (очевидно, все-таки кошачьей породы) врезалась в стопу металлических яуфов, что сопроводилось натуральным раскатом грома, и исчезла.
Генка тряс окровавленной рукой:
– Я колбасу положил и сходил спортивные новости глянуть. Возвращаюсь, а оно уже сидит, кушает. Я тихонько за шиворот, а оно как кобра. Как только пальцы уцелели…
– Почему «оно»? Это же кот был?
– С виду кот. Серый, тощий, клочковатый такой. Но жрет, как электромясорубка. И звук такой же жужжащий. От полена колбасы треть осталась. Нет, хорошо, что пальцы уцелели. Что будем делать?
– Пищеблок нужно закрывать, – сказал Андрей.
– Капкан, – живо посоветовал Алексей Валентинович.
– Жестоко, – сказала хихикающая Мариэтта. – Нужно поймать и на свободу выдворить. Как этот котик вообще в «Боспор» попал?
У Андрея были некоторые догадки. Правда, не слишком реалистичные. Живые твари, кроме фээспешников и «целлулоидных», кинотеатр обходили стороной. Даже голуби крайне редко на крышу садились. Так что котяра был интересный. Но не гоняться же за ним по кинотеатру?
– Выезд, – сказал Андрей, кладя трубку. – На Ленинский. Площадь Гагарина.
– Сейчас, мигом, – подскочил Генка.
– Не гони. Выезд утром. Объект уже почти два месяца как пропал.
– А мы тогда зачем? – удивился Иванов. – Молебен за упокой стоять?
– Нет. Там какая-то мистическая ерунда творится. Объяснят на месте.
Вечером Мариэтта поставила у своей двери блюдце с молоком и положила ломоть сыра.
– Ты ничего не перепутала? – поинтересовался Андрей. – Вроде не мышь завелась.
– У меня кот Васька был. Так он при виде сыра в обморок падал. От счастья.
– Здорово. Я все собаку хотел, да так и не довелось.
– Зайдешь посидеть, Сергеич?
– Нет, сегодня не выйдет.
– Я просто поболтать зову. Совращать не буду. Или мне стукнуться обо что-нибудь?
– Стукаться не нужно. И болтать мне с тобой, Маня, нравится. Только завтра выезд, и выспаться нужно. Так что пойдем с Генкой чаю выпьем и спать. Без обид, ладно?
Утром сыр исчез, а блюдце оказалось подвинуто к дверям кухни.
– Как бы ключи, подлец, не подобрал, – озабоченно сказал Генка, затягивая на поясе ремень с ножнами.
– Откровенно криминальный тип, – согласился Андрей. – Ген, оружие пока прячь подальше. Нам еще с цивильным населением беседовать.
Охлобыстина Нина Ниловна, 45 лет, завуч 1080-й школы. Русский язык и литература. Замужем, дочь 18 лет. Пропала 9 марта по пути из школы домой.
– Может, это не наш объект? – с надеждой спросил Генка, почему-то весьма недолюбливавший педагогов.
– На девяносто пять процентов наш, – сказал координатор.
Отделение «КП-29» и координаторская группа устроились в спортзале. По воскресному времени школа была пуста. Слышно было, как стучал по жести за окном надоевший дождь.
– Тут такой ход сюжета, – сказал коренастый координатор. – Пропала Охлобыстина, и пропала. Заявили в полицию, объявили розыск, все по накатанной. От школы до дома ровно три минуты прогулочным шагом. Вон, дом из окна видно. Двор спокойный. Никто ничего не заметил. Ее здесь каждая собака знает.
– Может, она в магазин завернула или в парикмахерскую, – сказала Мариэтта. – Там ее ограбили или похитили. Она как на внешность? Может, кавказец какой-нибудь глаз положил? Долго ли завуча охмурить? Тем более русачку.
Генка хихикнул. Алексей Валентинович глянул укоризненно.
– М-да, в парикмахерскую, – пробормотал координатор, почесывая шрам на подбородке. – Все, конечно, возможно, но Охлобыстина была женщиной строгих правил.
– Что, сама себе голову наголо брила? – ужаснулась Мариэтта.