– Ты прав, Чи Ю. Я знаю, что ты прав. Но не могу не волноваться. Это наш единственный ребенок. Единственный на всю жизнь.
Чи Ю улыбнулся, несмотря на усталость, и поцеловал жену в макушку.
– Это хорошо, что ты тревожишься о своем ребенке. Значит, ты хорошая мать. Я тоже беспокоюсь. Но буду беспокоиться еще сильнее, если мне не дадут повышения.
Мей Ли крепко сжала руку мужа, не отрывая глаз от колыбели.
– Пойди поспи. Я тоже скоро приду. Долго я не буду сидеть – обещаю.
Чи Ю вздохнул и пошел спать, а Мей Ли осталась сидеть на стуле у керосинки, покачивая ребенка и напевая колыбельную. Слышно было, как муж похрапывает в соседней комнате, и этот звук напоминал ей, как она устала. Вдруг веки отяжелели, голова свесилась на грудь. Через десять минут после того, как его мать заснула, Чи Ен перестал дышать.
Золотистый свет пролился в окна дома By, и дверь открылась внутрь, будто задвижку отвели невидимой рукой. На пороге стояла обнаженная женщина с длинными волосами, и они развевались, будто на легком ветерке. На руках она держала новорожденного мальчика с темными волосами и восточным лицом. Незнакомка на миг остановилась возле спящей, потом взяла тельце Чи Ена из колыбели и положила на его место живого ребенка. Так же быстро и безмолвно, как появилась, сияющая женщина вылетела в дверь.
Мей Ли резко проснулась, недоуменно моргая. Наверное, она задремала. Первым делом поглядев на Чи Ена, она удивилась и обрадовалась, увидев, что болезнь у ребенка прошла. Чи Ен счастливо гукал и махал ручками, будто приветствуя мать.
13
Два голоса в телефоне:
– Она здесь.
– Ты уверен, что это она?
– Абсолютно уверен. У меня нет никаких сомнений.
– Отлично. Я знал, что она приедет, получив вырезки. Но будь осторожен. Она смертоноснее всех, с кем тебе доводилось встречаться, мой мальчик.
– Знаю. Потому-то она меня так и манит.
Это даже не мысль, скорее чувство. Ощущение, полученное дремлющим сенсорным аппаратом и переданное в подсознание. Это на самом деле или только снится?
Соня вскочила, выставив клыки, волосы встали дыбом, как шерсть на шее кота. Нет времени гадать, как ее нашли. Нет времени гадать, почему не сработали ловушки. Она припала в низкую стойку, предупреждающе зашипев на незваного гостя в кожаном мягком кресле.
– Совершенно лишние театральные эффекты, миледи, – вкрадчиво произнес Дзен. Страха не было в его глазах. Настороженность – да, была, но страха не было. – Я не замышляю вам вреда.
– Если так, что вы здесь делаете?
– Мои наниматели хотели знать, где у вас гнездо. Они мне сказали пустить за вами «хвост» – вы его, разумеется, помните. Однако меня бояться вам не надо. Я не скажу им, что знаю место вашего дневного отдыха.
– К чему ты клонишь, ренфилд?
Дзен оскорбление выпрямил спину, в глазах его мелькнуло возмущение.
– Я не ренфилд.
– Ты – человек, работающий на вампиров. По моему словарю такая штука называется «ренфилд». По-вампирскому, кстати, тоже.
От этого он еще сильнее вскинулся:
– Я сам себе хозяин, черт вас побери! Я работаю на Луксора и Нюи, поскольку это соответствует моим целям, а не потому, что они защелкнули рабский ошейник на моем разуме!
– Тем больше оснований вам не доверять. Ренфилды по крайней мере не властны над тем, что они делают. Вы же, скорее, – головной баран. Заманиваете своих собратьев-людей на благо напарников-вампиров и набиваете себе карманы!
Светло-синие глаза Дзена будто потемнели, когда он исподлобья глянул на Соню.
– Я не ренфилд и не головной баран. Я такой, как вы.
– Ты совсем не такой, как я!
– Может, да, может, нет. Но вы ошиблись, определяя мой вид. Я не человек – я
Соня повернулась к нему и посмотрела пристальнее.
Дзен огладил заплетенные локоны – будто Медуза успокаивает своих змей.
– В мире очень мало представителей моей породы. Как я уже сообщил, я дхампир. Моя мать была человеком...
– А отец вампиром? Не может быть. Вампиры – мертвецы, у них сперма безжизненна. Пусть они способны на эрекцию, даже на эякуляцию, но к размножению они не способны.
– Мне хорошо известна прокреативная слабость живых мертвецов, – фыркнул Дзен. – Если вы позволите мне продолжить, я объясню. Мой биологический отец был вполне человеком, хотя я понятия не имею, кто он был, да это и не важно. Моя мать была проституткой – из Уайтчепеля. Очевидно, моим отцом оказался какой-то пьяница, у которого в штанах нашелся двухпенсовик и способный на эрекцию член. Когда я был зачат, моей матери было – обратите внимание – только четырнадцать лет. Но вскоре после начала беременности моя мать встретилась с неким джентльменом благородной наружности. Ноблем, как вы сами догадываетесь.