Окрась все в черный

Женщина никак не отреагировала, тогда я дернул ее за рукав, как маленький мальчик, который все же хочет добиться ответа на свой вопрос.

— Кто он такой?

Она повернулась, снисходительно посмотрела на меня — именно как на неразумного ребенка.

— Обычный человек. Светлые волосы, серые глаза, немного близорукие. Рост чуть выше среднего…

— Это я знаю! — перебил я. — Что он за человек?

— Вы же сами придумываете истории своим героям. — Она покачала головой. — Ну хорошо. Он вполне счастливый человек: у него маленький сын, жена, которую он очень любит, много друзей…

— Тогда какого черта ему еще нужно?!

— Сама не понимаю. Впрочем, такое сплошь и рядом случается: вроде все у человека есть, а он не успокаивается, ищет чего-то.

— Что он собирается сделать?

— Он? — Женщина удивленно на меня посмотрела. — Я думала… Это решать вам, конечно, но…

— Он сидит посреди комнаты в кресле, — в тихом отчаянии проговорил я, — голова его повернута к двери… Что он собирается сделать?

— Мне кажется, ваша главная ошибка заключается в том, что вы неверно понимаете расстановку героев. Не хотелось бы вмешиваться в творческий процесс, но… — Женщина запнулась и замолчала. Посмотрела на меня с каким-то непонятным состраданием. — Но мне бы хотелось помочь. Просто советом. Просто навести на мысль, а потом уж сами решайте.

— На какую мысль?!

— На… — Она опять запнулась. — Вы давно не были дома?

— Дома? Что вы имеете в виду?

— У себя, в вашей квартире. В той, где вы жили раньше.

— Давно… Не помню. Месяц или больше назад… Возник сюжет «Вечера» и… Нет, не помню. Но какое это имеет отношение?

— Самое прямое. Советую туда сходить. Ну и, — она неопределенно повела рукой, — вам многое станет ясно.

— Что — ясно, что?! — Я вскочил со скамейки. — Кто вы такая? Почему знаете обо мне?… Да, да, прежде всего, кто вы такая?!

— Ну вот, опять начинаете. Кто он такой? Кто я такая? Художник — вы. Вы, а не я. — Она тоже поднялась со скамейки. — Кто я, для вас уж точно не имеет значения — я не вхожу ни в один из сюжетов. А в остальном… Сходите к себе на прежнюю квартиру.

Она повернулась и пошла. Я было бросился за ней, но понял, что все равно не добьюсь более ясного ответа, и вернулся на скамейку. Мне было досадно, грустно и отчего-то тревожно, словно она напомнила о чем-то, что я умышленно забыл и не хотел вспоминать.

Почему она так настаивала на том, чтобы я сходил на свою старую квартиру? Не предлагала туда вернуться насовсем, а советовала сходить, как на экскурсию. Может, там что-то произошло в мое отсутствие? Пожар, например? Или кража со взломом? Но ей-то что за дело? И как мне в расстановке героев это может помочь?

* * *

Я просидел на скамейке до самого вечера. Тревога все нарастала. Лица прохожих казались какими-то призрачными, неживыми, ненастоящими. Солнце успело переместиться и теперь раздражающе пробивалось сквозь листву моего клена. Но главное — тревога… Я никак не мог понять, отчего она происходит. Сердце сильно, неровно билось, и было трудно дышать. Отчего же мне так тревожно?

Третьим, оказывается, был Станислав. Она сказала, что умрет он сегодня, вряд ли доживет до ночи — возможно, вот сейчас, где-то там, у себя, уже умирает. А я ничего не могу сделать. Написал его и тем самым убил. Но тревога моя не от этого.

Я вдруг ощутил, что ужасно боюсь мертвых. Не знал. Никогда раньше об этом не думал. Или раньше и не боялся? Или раньше не боялся потому, что к тем, прочим прежним покойникам не имел такого отношения? Вернее, они ко мне имели другое отношение? Во всяком случае, я боюсь возвращаться домой. Инга, Анна… Скоро к ним присоединится Станислав. Их души, проклятые мною, не найдут успокоения до тех пор… А может, и никогда. Столпятся вокруг меня и станут требовать отпущения. Ах, какой бред!

Бред. Но возвращаться боюсь. И следовать совету этой ведьмы тоже пока не решаюсь. Надо дождаться настоящего вечера. Сейчас только начало шестого, пойду туда в шесть. Потому что пять — это день, а те минуты, которые уже успели набежать, полноценного вечера еще не сделали. Вот шесть — безусловный вечер.

Почему я так решил, не знаю. Возможно, была какая-то подсознательная идея, но я ее не понимал. Во всяком случае, со скамейки я поднялся ровно в шесть: держал телефон в руке и ждал. Опять же бред, но так мне было почему-то спокойней. Поднялся, пошел к остановке, не выпуская из ру ки телефон — он связывал меня с реальной жизнью, служил проводником. Мелькнула мысль: а не позвонить ли кому-нибудь из своих старых знакомых, не попросить ли съездить туда вместо меня? Но я ее отринул: нет, должен сам, лично проверить и сам, лично узнать… этот страшный секрет, из первых рук, так сказать. Так именно подумал, этими самыми словами, и вдруг совершенно ясно ощутил: там, на старой квартире, ожидает меня нечто ужасное, какая-то такая правда, о которой я знать не хочу, но которую узнать обязан. Вот отчего моя тревога, вот почему она все нарастает.