Окрась все в черный

— В командировку? — Генка с чего-то вдруг озаботился. — С тобой все в порядке?

— А что со мной может быть не в порядке? — Я вдруг понял, что он просто издевается, гад! — Смешно вышло, я оценил.

— Что — смешно? — Генка сделал вид, что не понимает. — Я тебя искал. Нам обязательно нужно встретиться.

— Зачем? Я уже и так понял, что ты черт знает какой остроумный.

— Да при чем здесь мое остроумие? — Он все зачем-то продолжал делать вид, что не понимает. — Тут очень серьезное дело. Я перед тобой виноват… — смущенно и как-то интимно проговорил Генка. — Но это не важно, потом объясню. Я виноват, но… Видишь ли, я хотел узнать одну вещь… про тебя и… против тебя использовать. Я не поверил и хотел узнать…

— Что — узнать?

— Ну… — Гамазинский замялся. — В общем, я не поверил, что ты сам написал… Я подумал, что… что «Шесть мертвецов» написал кто-то другой. Не твой стиль и…

— И не мой уровень, так, что ли? — Я расхохотался: завистник Генка в своем репертуаре.

— Не смейся. Пусть я виноват, но… в конце концов именно из-за этого я и смог узнать.

— Да что узнать, что?

— Как ты ее написал, — проговорил он каким-то зловещим и в то же время испуганным тоном. — Но это не телефонный разговор, поэтому нам нужно обязательно встретиться.

На секунду мне стало не по себе: неужели он знает что-то? И… неужели что-то действительно есть? Не сон в такси, а реальная история?

— Хорошо, давай встретимся. Где и когда?

— Да когда хочешь! Чем раньше, тем лучше. Давай я к тебе подъеду.

— Нет-нет, — быстро отказался я: это было во всех отношениях… неудобно. — Я сам приеду к тебе. В шесть устроит?

— Вполне. Мои на даче, я дома один.

— Да, знаю, твои летом в городе не живут. Значит, договорились.

Я нажал на отбой, отложил телефон и почувствовал необыкновенную легкость, как когда принимаешь какое-то трудное решение. До встречи оставалось полно времени, можно было поработать.

Писалось в этот день мне просто удивительно. Возможно, потому, что не стал терзать себя вопросами: кто есть кто из этих двоих и что собирается сделать мужчина в кресле. Я писал интерьер. Комната стояла перед глазами (на сидящего в кресле я просто не обращал внимания) и была знакома до мелочей, до какой-нибудь царапинки на шкафу или небольшого пятнышка на ковре.

Ровно в пять вымыл кисти, вымылся сам, оделся и вызвал такси — ну, это уже из лихости перед собой, даже из какой-то вредности.

* * *

Я сел в такси — и оказался у Генкиного подъезда. Естественно, как же иначе, ведь реальность вернулась. Всю дорогу подшучивал над собой, над своими смешными страхами, которые наконец изжил. Мне было легко, мне было весело, я думал: как странно, вот иду к Генке в гости, он сам этого захотел. Бежал по лестнице вверх и смеялся, но вдруг почувствовал, что смех мой какой-то уж слишком безудержный и веселость на грани истерики. Нужно остановиться и успокоиться. Вот и руки дрожат. Неужели я чего-то еще боюсь? Реальность вернулась… Даже если мой сон — не сон, даже если Генка знает всю его подноготную, бояться мне нечего. А о последних событиях ему вряд ли что-то известно. Да если и так, я все равно ни в чем не виновен: ни в оживших вдруг мертвецах, ни в повторной их смерти. Реальность качнулась у меня в голове, но вернулась на место. Он просто подлец, обычный подлец. Его подлость окончательно разобьет абсурд — в паскудной Генкиной ухмылке нет ему места.

Я остановился у его двери, немного подождал, восстанавливая дыхание, и только потом позвонил.

— Открыто! Заходи! — хрипло и как-то задушенно прокричал Гамазинский.

Мог бы и сам открыть. Хотя это вполне в его духе. Сидит, по обыкновению, в кухне в своем любимом кресле. Как-то он рассказал, что купил его у антиквара за страшные деньги, кресло это якобы принадлежало Кандинскому. Врал, конечно. Или просто прикалывался, его не всегда поймешь.

Я открыл дверь, шагнул в квартиру — и замер, наткнувшись на его взгляд. Генка действительно сидел в кухне в кресле, спиной к окну, лицом к прихожей, то есть в данном случае ко мне. Взгляд был застывший и какой-то зомбированный. В руке Гамазинский держал пистолет, пистолет этот был направлен прямо на меня. Одна из его очередных шуточек?

— Привет, старик! — попытался я не заметить пистолет. — Что поделываешь?

Он ничего не ответил, только нервно дернул щекой, словно у него зуб болел. Лицо его оставалось все таким же напряженно застывшим. Если и шутка, то не слишком ли далеко он зашел? Вряд ли пистолет заряжен, вряд ли это вообще настоящий пистолет, и все же…

— Ты чего? — прикрикнул я на него и нервно рассмеялся. — Это не смешно!

— Не смешно, — хрипло проговорил Генка. — А я и не смеюсь. — Рука его вздрогнула.

— Опусти пистолет, дурак! Что за хрень ты затеял?

— Не могу, Филь. Извини, не могу. — Голос его задрожал, и рука, сжимающая пистолет, задрожала, прямо-таки ходуном заходила. — Понимаешь, Филь, я должен тебя убить. — Он чуть не плакал, честное слово! Черт! Неужели здесь что-то серьезное? Неужели он действительно…