Окровавленная красота (ЛП)

— Мы будем спать, когда умрем. — Я прильнул к ее губам, и наш поцелуй был настолько пропитан голодом, что мое сердце заколотилось в каждой клеточке моего тела.

Она приподняла бедра, протянула руку между нами, нежно сжав мой член, отправив грешника на небеса.

— Другое слово для обозначения безумия?

Я сделала глоток из чайной чашки с цветочным рисунком, обдумывая вопрос Томаса.

— Психический.

Он промурлыкал:

— Неправильно.

Я перевернула страницу своей книги.

— Чокнутый.

Томас издал раздраженный звук.

Я посмотрела на него, улыбка тронула мои губы.

— Расстроенный.

Его глаза сверкнули.

— Идеально.

Наблюдая, как он нацарапал это слово в своем дневнике, затем прикусил кончик ручки, я сделала еще глоток чая и вернула свое внимание к книге, лежащей у меня на коленях.

Прошло две недели с тех пор, как я переехала в комнату Томаса. Две недели бессонных ночей, за которыми последовали ленивые дни, проведенные с ним и Лу. Некоторые дни, как сегодня, я проводила только с ним. Мы спали допоздна, и непременно каждое утро он крепче обнимал меня и сонно шептал одни и те же слова:

— Моя Голубка.

Я никогда не чувствовала себя более желанной, более любимой, не говоря ни слова, и более умиротворенной. Как будто жизнь подбросила меня и превратила в женщину, которая была готова взять на себя задачу любить мужчину, от которого большинство с криком убежало бы.

И все же это совсем не казалось какой-то целью. Это было так же естественно, как дышать.

Томас был парадоксом.

Доброжелательная нежность сочилась из его сердца, даже когда кровь и насилие запятнали его душу.

Никогда бы не подумала, что такое может сочетаться в принципе. Или что в этом есть какой-то смысл.

Но это произошло.

Он смог.

Томас Верроне был для меня полной загадкой.

Телефон нарушил очарование моих мыслей, и Томас вслепую начал искать его в кармане джинсов, пытаясь закончить утренние записи.

— Что? — От его ошеломленного взгляда я замерла с чашкой чая в руке на пути к приставному столику. — Как, черт возьми, возможно похитить шестилетнего ребенка на вечеринке?

Чашка мгновенно выпала у меня из руки, расплескав чай по ковру и образовав лужицу вокруг разбитого фарфора.

Томас, казалось, ничего не заметил и начал расхаживать по комнате, теперь его дневник и ручка валялись на полу.

— Нет, верните ее домой. Сейчас.

Он повесил трубку и собрался выйти из комнаты, мое сердце замерло в груди, и я выдавила:

— Лу?

Мурри, желая оставить нас с Томасом наедине, взял ее с собой на вечеринку по случаю дня рождения Рози. Мурри нельзя было появляться на людях, во всяком случае, со шрамом на лице, но он высадил Лу-Лу около дома и сказал, что проследит, как она войдет внутрь, и будет ждать у входа.

— Похитили, — отрезал Томас и исчез в коридоре.

Желая пойти за ним, заверить его, что с ней все будет в порядке, я попыталась заставить себя двигаться.

Затем внизу раздался хлопок, и я поняла, что мое присутствие сейчас для Томаса не желательно. Ему был необходим план.

Я смотрела в окно, слезы катились по моим щекам, пока, наконец, Мурри, сидевший за рулем машины Томаса, не промчался по подъездной дорожке, и я не сбежала вниз по лестнице.

— Ты видел, кто ее забрал?

— Он прошел прямо передо мной и улыбнулся. Я вышел из машины, готовый погнаться за ним, но потом он резко исчез, посадив Лу-Лу в кузов какого-то синего грузовика. — Мурри растерянно протер рукой лицо. — Я погнался за ними, но потерял их, как только мы добрались до окраин города.

Томас разразился громкими проклятиями, то и дело запуская руку в волосы, дергая их, расхаживая по ковру в гостиной. Он был похож на зверя в клетке, и если бы я не была так погружена мыслями, касающимися описания грузовика, я бы крепко его обняла.

— Майлз, точнее, Майло забрал ее?

Они оба обернулись ко мне — глаза Томаса наполнились холодной, жесткой яростью, а у Мурри — раскаянием. У него дернулись шрамы, когда он сжал губы и кивнул.

Входные двери с грохотом открылись, и секундой позже появился Бо, его волосы были мокрыми, а взгляд — диким, когда он оглядел гостиную. Мужчина потер свои покрытые татуировками руки.

— Итак, каков план?

— У нас его нет, — сказал Мурри

Бо нахмурился, опустив руки.

— Что?

Прежде чем я успела открыть рот, Томас оказался передо мной, прижимая пистолет к моему подбородку. Я сглотнула, холодный металл впился в мою кожу, но больнее всего было от его предательства.

— Что ты сделала?

— Ч-что? — Я попыталась заговорить, но давление пистолета зажало мне челюсть.

— Том, блядь. Убери пушку, — прорычал Мурри.

— Заткнись. — Я услышала, как щелкнул предохранитель, и голос Томаса стал таким холодным, что его дыхание опалило кожу моего лица: — Ты ждала, не так ли? Выжидала своего часа.

Он склонил голову набок.

— Скажи мне, Голубка. Это был твой план? Одурачила меня, заставив поверить, что тебе было комфортно, что ты хотела быть здесь, что ты слишком заботилась о нас, чтобы предать, — его ноздри раздулись, глаза сузились до щелочек, — только чтобы предоставить ему достаточно доказательств и моего ребенка в качестве рычага, чтобы покончить со мной?

— Т-Том, — я снова попыталась заговорить.