Как представляется, все это — не пустая лесть. Работавшие с Кагановичем вспоминают его как энергичного, работоспособного, дотошного руководителя, умелого организатора. Кроме того, данное свидетельство доказывает, что доля ответственности Кагановича за все, творившееся в Москве в 30-е годы, очень велика. А стиль его работы по-своему эффективен, но от совершенства далек, ибо нельзя объять необъятное. Если политический руководитель вникает во все «вплоть до цвета облицовки», то что же остается архитектору и зачем он, архитектор, нужен? В кого превращается художник, творец? Видимо, не случайно при Кагановиче прокатилась волна разоблачения «формалистов», «урбанистов», «дезурбанистов» — и архитектурные дискуссии, и конкурсы сменились диктатом и интригами.
Но закончим прерванную цитату: «…И с гордостью носят ударники метро почетный значок им. Кагановича, знак ударной работы по созданию лучшего в мире метро под руководством нашего железного народного комиссара».
Первый проект метрополитена в Москве был представлен Городской думе в августе 1902 года инженером П. И. Балинским. Единогласное решение думы и Московского митрополита: «Господину Балинскому в его домогательствах отказать». Объяснялась причина отказа: «Тоннели метрополитена в некоторых местах пройдут под храмами на расстоянии всего лишь 3 аршин, и святые храмы умаляются в своем благолепии»[179]
.В 30-е годы «умаление благолепия» считалось, конечно, не минусом, а плюсом. Первая очередь Московского метрополитена — возможно, главная стройка, связанная с именем Кагановича. Печать называла его «Магнитом Метростроя» и Первым Прорабом. Бывший репортер газеты «Вечерняя Москва» А. В. Храбровицкий вспоминает: «Роль Кагановича в строительстве первой очереди метро была огромной. Он вникал во все детали проектирования и строительства, спускался в шахты и котлованы, пробирался, согнувшись, по мокрым штольням, беседовал с рабочими. Помню техническое совещание, которое он проводил под землей в шахте на площади Дзержинского, где были сложности проходки. Было известно, что Каганович инкогнито ездил в Берлин для изучения берлинского метро. Вернувшись, он говорил, что в Берлине входы в метро — дыра в земле, а у нас должны быть красивые павильоны.
Желанием Кагановича было, чтобы первая очередь метро была готова „во что бы то ни стало“ (помню эти слова) к 17-й годовщине Октября — 7 ноября 1934 года. На общемосковском субботнике 24 марта 1934 года, где Каганович сам действовал лопатой, его спросили о впечатлениях; он ответил: „Мои впечатления будут 7 ноября“. Поэт А. Безыменский написал в связи с этим стихи: „То метро, что ты готовишь, силой сталинской горя, пустит Лазарь Каганович в день седьмого ноября“. Сроки были передвинуты после посещения в апреле шахт метро Молотовым в сопровождении Хрущева и Булганина, в отсутствие Кагановича. Стало известно (очевидно, были серьезные сигналы) о низком качестве работ, вызванном спешкой, грозившем неприятностями в будущем. О сроках пуска перестали писать… Рядом с Кагановичем я всегда видел Хрущева. Каганович был активен и властен, а реплики Хрущева помню только такие: „Да, Лазарь Моисеевич“, „Слушаю, Лазарь Моисеевич…“»
Заметим, что в воспоминаниях А. В. Храбровицкого присутствует та же характерная черта: «вникал во все детали».
Первая очередь метро была пущена 15 мая 1935 года. На станциях висели огромные портреты Сталина и Кагановича, красочные лозунги с приветствиями Кагановичу. Сталин прокатился «вместе с народом» из конца в конец линии, туда и обратно. Московскому метрополитену тут же было присвоено имя Кагановича. Первое время многие москвичи ходили в метро просто «посмотреть», как на аттракцион или в цирк, и даже старались по такому случаю одеться получше.
Немного ранее, когда строительство метро только завершалось, 14 июля 1934 года, Сталин устроил совещание по Генплану Москвы. Кроме членов политбюро в нем участвовали, как выразился Каганович, «более 50 архитекторов и планировщиков, работающих по оформлению нашей столицы»[180]
. Как видим, слово «оформление» не только было у Кагановича случайным, но выражало его понимание роли и места архитекторов. «Товарищ Сталин дал нам основные важнейшие установки дальнейших путей развития и планировки города Москвы»[181], — говорил об этом совещании Каганович. В действительности Сталин предложил лишь создать по всему городу крупные зеленые массивы. В проект немедленно включили (в интересах озеленения) ликвидацию кладбищ — Дорогомиловского, Лазаревского, Миусского, Ваганьковского, что и было в дальнейшем осуществлено — к счастью, не до конца.