На дворе шумела Матрена, ругалась:
– Ах, паршивцы, ах, разбойники!
– Уезжай, слышишь – уезжай сию минуту от нас! –
повторяла Надя сквозь брызгающие слезы.
Оказалось, ворота в трех местах были измазаны дегтем, и написано дегтем же, аршинными буквами, матерное слово. Матрена уже отвела во двор обе половинки ворот и смывала деготь щелоком. Надя на службу не пошла, заперлась у себя. У Василия Алексеевича так тряслись руки, что он швырнул карандаш и попытался постучаться к Наде.
– Убирайся, ты один виноват в моем позоре! – еще злее крикнула Надя. – Уезжай в Москву, дармоед блаженный!.
Руки дрожали все сильнее. Дрожало, било тревожным пульсом в середине груди. Василий Алексеевич некоторое время стоял в комнате, мухи ползали по его лицу. Затем –
как-то так вышло – он очутился на площади. (Опять из сознания выпал кусок.) Над ним в горячей мгле жгло белое солнце. На площади завился пыльный столб и шел кругом по сухому навозу. Василий Алексеевич глядел на окна
«Ренессанса». Кое-какие посетители уже пили пиво. И вот в окне из-за стены выдвинулся длинный волнистый нос. За
Бужениновым наблюдали.
Он стиснул зубы и взбежал по лестнице в трактир. Но волнистый нос исчез. Из-за стойки с ужасным любопытством глядела пышная, напудренная Раиса, и ротик ее, как ниточка, усмехался многозначительно. Буженинов схватился за стойку и спросил (на следствии Раиса показывала:
«Заревел на меня, вращая глазами»):
– Был здесь Утевкин?
Раиса ответила, что «почем она знает, посетителей много».
– Врете! Это он, я знаю..
– Вы, гражданин, полегче кричите.
Но Буженинов уже опять стоял на площади под мглистым раскаленным солнцем. Оглядывался. По горячей пыли бродили только сонные куры. Раиса видела, как он поднял кулаки к вискам и так, сжимая голову, зашагал к речке.
К вечеру его видели в лугах, сидящим на кургане. Там он и остался на ночь.
ИЗ ОПРОСА НАДЕЖДЫ ИВАНОВНЫ
Буженинова третьего июля оказались спички?
Глаза белые, ну весь – ужасный. Подошел ко мне: «Ты куда?» – «Тебе какое дело, иду к подруге». Он: «Я им отомщу, я этот городишко сожгу...» И кулаком погрозил.
Так что, когда он схватил спички, я вспомнила угрозу...
Потом пошел ко мне в комнату и рассматривал мою фотографию, лег даже на постель, но сейчас же вскочил и ушел.
УБИЙСТВО УТЕВКИНА
Повышенное настроение, напряженная работа, сборы в
Москву – оказались чистым обманом.
Все его тощее тело, все помыслы жаждали Надю. Буженинов просыпался на заре с оглушающей затаенной радостью. Весь день за работой радость пенилась в нем и была так велика, так опьяняюща, что даже разговор, подслушанный в саду у Масловых, утонул в ней пылинкой.
Какие мелочи! Ну не любит – полюбит. . Надя – еще не жившая, не раскрытая, ей еще не время.
По всей этой фантастике мазнули дегтем матерное слово. Он не сразу понял весь чудовищный смысл дегтя на воротах. Ночью в лугах, на скошенном кургане, охватив голову, опущенную в колени, он глядел закрытыми глазами на вереницы дней своей жизни. В нем поднималась обида, злая горечь, мщение.
Утром, возвращаясь из лугов, он увидел Надю у сада