Окрылённые временем

Безайс постоял, разглядывая город, потом вздохнул и стал спускаться вниз. На перекрёстке он увидел голенастый поджарый пулемёт и около него несколько солдат в серо-зелёных шинелях с измятыми погонами. Они грызли кедровые орехи и переговаривались. Безайс свернул в переулок, но там стоял целый обоз. Военные двуколки тянулись непрерывной вереницей. От лошадей шёл пар, на дороге валялись клочки сена. Около походной кухни стояла очередь, и солдаты несли дымящиеся котелки. Он прошёл мимо, заставляя себя не ускорять шагов. Теперь он относился к белым спокойно. Их дело было кончено. Что они значили здесь, у края земли, когда вся страна была в других руках? Безайс шёл мимо них, как хозяин.

Он вышел на длинную пустую улицу и остановился перед каменным домом с мезонином. Во дворе дряхлая собака обнюхала его ноги и пошла прочь. Он прошёл через веранду с выбитыми стёклами и постучал. Неряшливо одетая женщина впустила его в полутёмный коридор, где резко пахло стираным бельём. Она смотрела на него испуганно и выжидающе.

– Здесь живёт Елизавета Федоровна Воронцова? –

спросил Безайс. В нем внезапно вспыхнула надежда, что её нет дома.

– Здесь, – ответила она, напряжённо глядя на него.

– Мне надо её видеть.

Она ушла, но тотчас вернулась.

– Может быть, вам Катерина Павловна нужна? –

спросила она.

– Нет, – ответил он. – Мне нужна Елизавета Федоровна.

Она ввела его в небольшую комнату, выходившую окнами в сад. У Безайса началось сердцебиение, и он жестоко ругал себя за такую подлую трусость. Это была её комната, все было строго и просто, точно здесь жил мужчина. У окна стоял небольшой, закапанный чернилами стол, рядом –

узкая железная кровать, покрытая стёганым одеялом.

Особенно поразил Безайса беспорядок и разбросанные на полу окурки. На столе стояла лампа с обгоревшим бумажным абажуром и валялись растрёпанные книги.

«Аналитическая геометрия», – прочёл он на раскрытой странице. С полки скалил зубы медный китайский божок.

Позади скрипнула дверь. Безайс вобрал голову в плечи и медленно повернулся. Перед ним стояла Лиза.

Безайс думал, что она очень красива, и теперь был немного удивлён. Это была невысокая смуглая девушка, черноволосая, с живыми глазами. Она была хорошенькая, но Безайс встречал многих лучше её.

Она остановилась в дверях и вопросительно смотрела на Безайса.

– Здравствуйте, – сказала она.

Матвеев сказал правду – глаза у неё действительно были очень красивые.

Безайс порывисто встал.

– Здравствуйте. Я к вам по делу. Ваш… это самое…

знакомый… вы его, конечно, помните…

Она подошла к нему, слегка щуря глаза.

– Простите, как ваша фамилия?

– Это пустяки. А впрочем, моя фамилия Безайс.

Ему хотелось скорей свалить с себя это дело, прибежать домой и валяться в носках на кровати, не думая ни о чём.

– Он послал меня и очень извиняется, что не может прийти сам. Вам придётся зайти к нему, но это близко, не беспокойтесь. Если хотите, я могу вас проводить сейчас.

Если, конечно, вы ничем не заняты.

Она подошла к стулу, на котором лежали какая-то материя, бумага, спички, и стала складывать все это прямо на пол.

– Ваша фамилия – как вы сказали?

– Безайс. Я пришёл к вам от Матвеева, моего товарища.

– Матвеев здесь? – спросила она живо.

– Да, здесь.

– Отчего же он не пришёл сам?

Он помолчал, собираясь сказать самое важное. Но она вдруг подошла к двери и открыла её. Безайс мельком увидел впустившую его женщину. Она стояла, прислонившись к косяку.

– Мама, – сказала Лиза, – уходи сейчас же! Ну?

– Так вы товарищ Матвеева? – продолжала она, закрывая дверь и улыбаясь. – А отчего он сам не пришёл?

– Он нездоров. Хотя, вернее сказать, даже ранен.

Она широко раскрыла глаза.

– Ранен?

Безайс тоже встал.

– Но не надо волноваться, рана не серьёзная, – начал он, торопясь. – Он уже почти здоров, честное слово! Но самое главное – не надо волноваться. Это же глупо – волноваться, когда он почти здоров.

Она смотрела на него ошеломлённая, точно ничего не понимая.

– Куда его ранили? – спросила она.

– В ногу, – ответил Безайс. – Ему страшно повезло, это такая рана, от которой легко поправиться. Возьмите себя в руки и не расстраивайтесь. До свадьбы заживёт, – прибавил он с глупым смехом.

Все остальное тянулось, как кошмар. Он начал рассказывать ей и несколько раз собирался сказать прямо, что

Матвееву отрезали ногу, но всякий раз хватался за какой-нибудь предлог и рассказывал о другом – о Жуканове, о Майбе, о дороге. Она слушала, молча глядя ему прямо в глаза, и Безайс смущался от этого взгляда, точно он лгал.

Наконец он измучился от звука собственного голоса. Тогда он замолчал, думая несколько минут, и сказал:

– Ему отрезали ногу ниже колена.

Она вскочила, как от удара.

– Отрезали? – крикнула она со всхлипыванием.

– Да, – сказал Безайс, – отрезали. Ниже колена.

– Ниже колена?

Безайс поднял голову. На её лице был ужас. Она не замечала, как у неё дрожат губы. Некоторое время они стояли молча, тяжело дыша.

– И теперь он… на одной ноге?

– На одной.

– А как же он ходит?

– На костылях.

Никогда в жизни он не чувствовал себя так скверно.

Она схватила его за руку и стиснула до боли.

– Это он послал тебя?