Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история

Оксфорд называли бродяжьей столицей Британии, меккой для собирателей пожертвований. Здешние жители тем легче вовлекаются в благое начинание, чем безнадежнее оно выглядит, словно пытаясь оправдать репутацию home of lost causes. 5 октября 1942 года группа горожан собралась в старой библиотеке церкви Св. Девы Марии, чтобы организовать помощь голодающим в охваченных войной областях, особенно в Греции. В этой инициативе, исходившей от некоей квакерши, приняли участие представители как town, так и gown. Тогда существовало множество организаций подобного рода, но название лишь одной из них – Oxford Commitee for Famine Relief (Оксфордский комитет помощи голодающим), сокращенно Oxfam – стало нарицательным. Более тридцати тысяч сотрудников-добровольцев, почти девятьсот магазинов секонд-хэнд по всей Британии, сегодня Oxfam – самая значительная английская организации помощи странам третьего мира. И самая богатая, с годовым оборотом около ста пятидесяти миллионов евро.

В 1990-е среди оксфордских бездомных впервые появились местные жители. Недостаток жилья здесь ощущается сильнее, чем в аналогичных районах Лондона. Целые кварталы в центре принадлежат колледжам, которые сдают квартиры студентам. Соответственно квартир остается мало, и они очень дороги. В очереди на социальное жилье по умеренным ценам стоят почти пять тысяч семей. Значительная часть их обитает во временных бараках или фургончиках на окраинах города. Те, кто может себе это позволить, переезжают в северный Оксфорд, Олд-Хедингтон, Камнор-хилл. Даже скромные дома в некогда рабочем квартале Иерихон давно престижны и дороги. Все еще относительно дешевы восточный Оксфорд и Каули, Ботли и Осни.

А как же старый конфликт между town и gown? С 1604 года университет получил право независимо от города посылать в парламент одного представителя, избранного выпускниками, независимо от их нынешнего места проживания. Эта академическая привилегия, которую Яков I даровал также Кембриджу, была отменена лишь в 1945 году правительством лейбористов. В 1974 году парламент наконец лишил университет представительства в городском Совете. И обитатели университета превратились в обычных горожан. Вместо уличных боев происходит периодический обмен взаимными жалобами и время от времени – небольшие потасовки.

Недостаток жилья, преступность, социальные проблемы в Оксфорде ничуть не меньше, чем в других больших городах Британии, просто они менее заметны, особенно для туристов. Между донами Олл-Соулз-колледжа и пакистанцами из Каули, между Баллиол-колледжем и Блэкберд-лейз лежит пропасть. Оксфорд – город заграждений и рвов: между town и gown, университетом и политехникумом, между разными кварталами, даже между колледжами и научными школами. На этих противоречиях строится жизнь, и, кажется, ни о чем не печется город с таким упорством, как об этих самых противоречиях, словно их проще всего вытерпеть (если не разрешить) с помощью иронии, юмора и той восторженной языковой эксцентрики, которая и позволяет Алисе выдержать все испытания в Стране чудес.

Литературный Оксфорд: от Джеффри Чосера до Хавьера Мариаса

В Оксфорде – прорва ученых, Грамотный это народ. Но кто самый мудрый на свете? Конечно же, мистер Тоуд.[53]

Кеннет Грэм. «Ветер в ивах» (1908)

Первый студент Оксфорда в английской литературе – соблазнитель. Он поет, играет на лютне, душится дорогими ароматами валерианы и лакрицы. О его учебе мы знаем немного, зато куда больше – о его любовных похождениях. В «Рассказе мельника» Джеффри Чосер излагает историю «утонченного Николаса», который снимает комнату у плотника и соблазняет его молодую жену Алисон. Причем соблазняет весьма мило и умно, демонстрируя преимущества оксфордского образования: «На что школяр годится, коль плотника надуть не изловчится?»[54]. Душка Николас – прототип многих пройдох из академической среды. Столетия спустя, уже в дни Брайдсхеда, подобный ему парень выходит из своего колледжа с игрушечным медведем под мышкой[55].

В «Кентерберийских рассказах» Чосер выводит также образ благородного, действительно ученого оксфордского героя. Меланхоличного, со впалыми щеками, застенчивого, более приверженного Аристотелю, чем «дорогому платью» школяра, который с удовольствием учится, но с еще большим удовольствием поучает других и, несмотря на всю свою ученость, остается «бедным как церковная мышь». Так и уезжает он прочь – первый оксфордский дон – на тощей кляче («не конь под ним, а щипаная галка»), – чтобы потом, гораздо позднее, появиться вновь на «Моррисе-майноре» и стать звездой в образе теледона.