Уже в самый год основания (1509) началось строительство ансамбля Олд-квод, над которым ныне столь горделиво возносится купол Камеры Редклиффа. Начиная с 1719 года, в солнечные дни символы былых времен ярко высвечиваются на северном фасаде. Веерный свод часовни в соседнем дворе выполнен из штукатурного гипса и представляет собой потрясающий пример готического возрождения (1665). Одна из мемориальных досок в часовне посвящена Уолтеру Патеру, викторианскому эстету и историку Ренессанса, заразившему культом прекрасного не только юного Оскара Уайльда («Нет иного Отца, кроме Патера, и я – пророк его»). Бронзовый барельеф изображает студента колледжа в окружении медальонов с портретами его героев – Платона, Данте, Леонардо, Микеланджело, – являя собой одновременно и надгробный памятник вселенной Просвещения xix века.
Высокая бутовая кладка, почерневшая от копоти, тянется вдоль улочки Брасенос-лейн. За стеной растет огромный каштан, чьи ветви нависают над переулком. Это каштан епископа Хебера, посаженный в конце xviii века в преподавательском саду Эксетер-колледжа. Если листья его летом достают до стен Брасенос-колледжа, расположенных прямо напротив, то в этот год гребцы Эксетер-колледжа обходят в гребной гонке команду Брасенос-колледжа и одерживают победу – так гласит старинное студенческое поверье. Соответственно сад Эксетер-колледжа позади входного двора плотно зажат между двумя стенами и тем самым хорошо защищен как от ветров, так и от любопытных взглядов. Возле дома, где обитают преподаватели, растут четыре старых инжира, причем один даже с докторской степенью – инжир доктора Кенникотта, который носит имя ученого-гебраиста, любившего плоды этого дерева. По-настоящему приятным сюрпризом в этом небольшом саде оказывается терраска, откуда, словно из ложи, открывается вид вниз на Редклифф-сквер: прямо перед глазами величественный купол
Со дня основания в 1314 году Эксетер-колледж оставался одним из самых маленьких и бедных колледжей, и едва ли был интересен с архитектурной точки зрения, особенно после того как в викторианскую эпоху свой вклад в его обустройство внес сэр Джайлс Гилберт Скотт, «имевший заказов больше, чем таланта, необходимого для их выполнения» (Бетджемен). Великоватой для внутреннего двора получилась часовня (1854–1860), построенная по образцу Сен-Шапель в Париже. И все же стоит заглянуть в этот двор, пусть ради одного-единственного шедевра – «Вифлеемской звезды», гобелена по эскизу Эдварда Бёрн-Джонса, сотканного на фабрике его друга Уильяма Морриса.
Эти двое познакомились друг с другом именно здесь, и отсюда берет начало их удивительный творческий союз. Настенное панно Уильяма Морриса предстает здесь в «птичьем» варианте 1787 года – самая популярная картина на ткани его фабрики. После смерти Морриса его трубки, чернильница и очки также перешли в распоряжение колледжа, хотя лишь немногие из этих вещей выставлены на всеобщее обозрение; это же, впрочем, относится и к рисункам и гобеленам Бёрн-Джонса, прерафаэлитским реликвиям «комнаты Морриса» и библиотеки.
Сколь свободна здешняя студенческая жизнь и сколь мало обременительны учебные обязанности, Мартин Эмис, выпускник Эксетер-колледжа описывает так: «Уникальная оксфордская свобода проявляется в том, что студент обязан отчитываться не более чем за девяносто минут в неделю, и так восемнадцать недель в году. То есть примерно за три дня из каждых трех лет жизни. Такого в вашей жизни не бывало прежде и не будет больше никогда».