Оксфордский тест способностей личности

Каждые два часа нас выпускают на прогулку внутри пода. Разные подвиды начинают круговое движение вспять. По телевизору сытыми мухами ползают котировки на нафталин. Папуасы рысачат в помпасах с установками залпового вогню. Брет Пот бросает принцессу анжуйскую ради смазливого массажиста Яго.

Попрошайки выстраиваются в очередь к старинному телефону Эдисона Белла и с воплями клянчат у родных денег на отоварку и щасте.

Игроки садятся за стальные ломберные столики и режутся в Держи меня Тексас и в Уно. Карты тут в законе, но памятуя отсидку в Сибири я держусь от игры подальше.

Библиофилы собираются в кружок и наставляют другу друга окаменелыми байками древних еудеев. Я знаю по опыту что у меня дар еудейского байкера. Но это пройденный этап -- сначала они будут меня слушать разинув рот, а потом бодренько распнут прямо в душевых.

В поде нас ровно сорок четыре особи. Тридцать три негра, четыре латиноса, грек, поляк, арап, я и три дебелых исколотых татунхамонами представителя Белого Братства.

Один из Эйриэн Бразарз так похож на Джима Керри в молодости, что на нем невольно останавливается взгляд. Сходство столь поразительное, что хочется сделать с ним селфи. Я быстро отвожу глаза -- еще подумает влюбился и попытается сделать "это".

Я бегу в душ -- за день успеваю обшквариться дюжину раз -- имеющие жилы меня поймут. Нет ничего лучше от ломки, чем горячий душ и кефир.

После душа иногда удается уснуть минут на пятнадцать. Так за сутки набегает минут сорок нервного сна. Все остальное время у меня в голове скрипит железный барабан на который наматывается ржавый трос безысходности.

Банки-негр обвиняется в вооруженном ограблении. Если меня арестованного за вождение без прав паканули на такой суровый режим -- то дело тухлое. Сейчас по компу они выяснят, что я давно в розыске и в Мейфилде -- за условный арест и неявку в суд. После евклидова правосудия, меня столкнут в лапы Мейфилд-сити. А те уже сбагрят в Айс.

В креотюрьме АЙСа я отработаю на билет в ливийскую джамахарию, а уж в самой джамахарии и до суда не дотяну. Меня публично изнасилуют на базарной площади томиком запрещенного в джамахирии Мережковского. Как Заиньке Космодемьянской на шею приколотят ливийский слоган: "А базар тебе нужен, пидор?"

Ну и сдохну, значит все -- поистратился, финита. А детки мои как же? Кто их защитит в мире пукачей? Нашу маленькую вселенную я построил вокруг себя -- жена не знает сколько мы платим за ипотеку. Связалась с гангстером из белого блядства. Бедные мои! Даже позвонить домой не могу -- с тюремного телефона, чтоб в город выйти надо вбивать свой порядковый номер в системе координат всеобщего баркодного штрихкода. А откуда у меня порядковый баркот -- если я последние 15 лет живу как трава под забором -- без порядка и прививок.

И о прививках. По заходу в Оранж лупанули они мне в руку туберкулезный тест -- на реакцию академика Манту. Армянский академик Гамлет Манту завещал нам никогда не принимать душ. Ну а как я мог не купаться -- горячая вода душа это и есть моя отдушина.

Правда, напор из трубы в стене лупит как драндсбойт, но зыки народ ушлый -- научились делать хэд пор шавар -- насадку для душа из горла пластиковой бутылки. Разумеется, шавар хэд отметают на каждом шмоне -- контрабанда.

Контрабанда в графстве Оранж это всё чего нет в ассортименте ларька. А в ларьке есть все чтобы спокойно сидеть, кроме самогонных аппаратов и японских нунтяку. Мешки-саваны с передачками, принятые в тюрьмах Сибири со времен первой ходки Ангела Достоевского тут давно потрачены. Деньги на бочку -- и отоварка на сотку пистолей раз в две недели.

Правда карандаши и зубные щетки совсем коротенькие -- чтоб я не сделал заточку и не взял правосудие в свои руки. Банки строчит огрызком карандышева, усевшись на толчок толоконниковой. Банки на меня не оглядывается. Я слышал как похожая на джинна из бутылки падла на прогулке нашептала ему, что у меня на руке типичная буржуазная реакция туберкулезника вассермана. Теперь сокамерник думает, что я заразный. Это не добавляет уюта камере размером с платяной шкафа персональной собачки Брета Пота.

Я закрываю глаза и беззвучно плачу. Когда тихо плачешь, слезы закипают и медленно бороздят щеки крутым кипятком. Выть нельзя и в этом я нахожу мазохисткое удовлетворение.

- Йо! Ты чего плачешь нигга?

- Да я не... Не плачу я -- просто свет сутками не вырубают бисовы дити -- притомились мои очи

-Не ври, нигга, я же вижу стегаешь по-тихоньку! Ну скажи что страшного в этой стране может случиться с белым здоровым чувачком в очках, нигга?

- Ну меня могут телепортировать из страны черте знает куда

Банки красноречиво оглядел камеру

- Ты конечно будешь скучать по свободе и демократии, нигга?

- Ну у меня жена не совсем приспособлена к жизни. Я все всегда делал сам.

Банки сверкнул белыми зубами

- О да она наверно рада без памяти, что судьба наконец дала ей шанс самой порулить. Ты удивишься когда поймешь, что бабы не так уж и тупы, нигга

Неожиданно он лишил меня повода оплакивать самого себя. Тогда я рискнул спросить о самом святом, сокровенном: