Оксюморон

– А вот так, старик лукаво прищурился, работают значится мужики топориками, стучат, и среди них к концу дня проявляется самый расторопный, самый смекалистый. Вот он то и берёт власть в свои руки. Сперва над работой, а уж после над жизнью. Ну а когда приходит время его менять то три раза просят добром уйти, ну а уж после не обессудь, мил человек. Поджигают терем вместе с хозяином и всем его живьём. Так что в каком-то смысле сам себе, касатик, поленницу каждый воевода складывал.

– Значит живёте вы здесь не скучно – сказал я, сразу почувствовал, как цинично прозвучало моё замечание.

– Что есть, то есть – согласился старик – скучать нам милок совсем не досуг.

И он так живописно подмигнул, что мне сразу стало понятно кто отец ребёнка, которого носила на руках девушка.

– Что делать, гость дорогой, – сказал старик прихлёбывая из блюдца – мы любим тех, с кем нравимся себе, и он довольно осклабился обнажив жёлтые зубы. Возможно вы найдёте мои слова излишне циничными, но мне удобно полагать именно так.

– Живёт, живёт Забавушка теперь в моём доме, – прожурчал старик – приютил несчастную с малюткой, как никак свои – древляне. Она дочь одного из прежних наших воевод. Сиротой осталась.

Мне вдруг пришла в голову мысль, впрочем, довольно пошлая, что слово Забава более походит в качестве клички какой-нибудь проститутки с тверской, чем в качестве имени красивой девушки, которой, возможно, просто не повезло в этой жизни. Впрочем читатель, тебе возможно захочется спросить у меня, в чём собственно заключается принципиальная разница между проституткой с Тверской и красивой девушкой, которой не повезло в этой жизни, и которая в связи с обстоятельствами вынуждена проживать в чужом, хм… ладно, тереме, и делить постель с хозяином этого терема? Отвечу честно, с ответом затрудняюсь.

– А что с её отцом случилось? – спросил я.

– Как что, изумился старик, я же говорил как у нас с властителями случается, которые излишне проникаются заботой о народе, и не желают в положенный час власть отдать. Её отец решил мельницу строить. Собственно это его почин и был на нём он и выделился и власть взял. Да к сроку окончить не успел. Пришли к его избе. Он. Старик хохотнул, так этой мельницей загорелся, что даже терем себе срубить не успел добротный. У нас ведь здравым взглядом окинь, так по чести каждый вновь избранный воевода две трети срока только тем и занят бывает что от постройки терема под себя не отходит ни на миг. Так что пожарище такое что в Кошкарях видно. А этот, и старик досадливо махнул рукой, как жил раззява в родительской избе так в ней и спалили его,-ответил невозмутимо старик, отхлебнув из своего блюдца. Ну о себе не думаешь, так хоть людей порадуй. О них подумай.

–Так разве он, когда мельницу решился возводить, не о людях заботился, -сказал я.

–Так то оно может и так,-прищурился старик. В этот момент он походил на маленького домового. Вот только злого или доброго, я никак не мог определить,

–Мельница, это конечно дело хорошее. Ведь как ни крути. а у нас нет мельницы, хлеба поспевают, а молоть муку негде. Так что каждый как сумел дома приспособился. Но муку мелют по осени, а власть то случилось менять вначале лета. Он закрылся и кричит,– дайте хоть до осени срок. Мельницу закончу, а там сам власть отдам. Пропади она пропадом проклятая. Не дали. И знаешь, что скажу тебе по секрету гость дорогой, не дали не потому, что устали под ним жить. Нет. Радости возжелали, праздника взалкали вот и спалили бедолагу. Ох и радости то было в тот день. А она, он кивнул в сторону двери, за которой скрылась девушка, в тот день по лесу с младенцем гуляла. Вот и убереглась по случаю, по счастью. Теперь вот со мной живёт.

После этих слов он затих и снова погрузился в какие-то ему одному понятные думы.

–Скажите, -сказал я, дождавшись пока старик отхлебнув из блюдца, поставил его на стол, – вот вы сказали, что воевод у вас переизбирают и даже особо упрямых сжигают. Старик кивнул. А почему ваш дом по-прежнему стоит, между тем вы, явно, не последний человек в этом городе. А по тому, гость дорогой, что я не власть.

–А кто же вы?-