Октавиан Август. Крестный отец Европы

И он нанес ответный удар, продемонстрировав военную силу, — удар мощный и грозный, сравнимый с государственным переворотом. Октавиан вернулся в Рим, ведя за собой войско, как делал уже дважды. Разница заключалась в том, что на этот раз Октавиан целиком и полностью контролировал все силы запада, и теперь уже никто не сомневался в его готовности их применить и поставить страну с ног на голову — ради себя и своих сторонников.

На следующее заседание сената Октавиан явился в сопровождении солдат и занял свое место триумвира между двумя консулами. Главные его приверженцы среди сенаторов уселись на ближайшие к нему скамьи, пряча под тогами кинжалы.

По словам Диона, Октавиан говорил долго и речь его была скромной, хотя и содержала множество обвинений против Антония и Сосия. Упоминание о скромности плохо согласуется с тем, что произошло после заключительного слова Октавиана, в котором он пообещал принести на следующее заседание документальные доказательства своих обвинений. Консулы отвечать не осмелились, сенаторы — тоже. В зале царило гробовое молчание, а двадцатидевятилетний Октавиан обводил немолодых сенаторов каменным взглядом. Довольный произведенным эффектом, он удалился, сопровождаемый телохранителями.

Сосий и Агенобарб покинули город, и как консулам им немедля нашли замену. Немалое число сенаторов последовали за ними в Эфес, к Антонию, но основная часть, больше тысячи, остались в Риме. Октавиан не пытался остановить беглецов, а заявил: кто хочет, пусть уезжает. Кое-кто из сенаторов сделал обратный выбор — бросил Антония, спеша, пока не поздно, примкнуть к его сопернику. Антоний, обозленный, решился на шаг, который давно обдумывал, — развод с Октавией, и послал своих людей в Рим выдворить ее из дома. Забрав своих детей и детей Фульвии, Октавия ушла в слезах; ей не хотелось, чтобы из-за нее враждовали брат и бывший супруг.

Среди покинувших Антония высокопоставленных лиц были Мунаций Планк, участник Перузийской войны, и его зять Марк Тиций, который недавно казнил Секста Помпея. Эти двое привезли Октавиану важнейшие сведения — не о дислокации войск противника (такие простые вещи мог сообщить кто угодно), а о том, что Антоний написал завещание, весьма его порочащее, и оставил его в Риме. Весталки, у которых хранилось завещание, отдать его отказались, но и без того пошли против чести, разрешив Октавиану прийти самому и прочитать. Сломав печать, он увидел, что там опять говорится о якобы признанном Цезарем отцовстве, а также подтверждаются распоряжения Антония, сделанные во время «Александрийских дарений». Это лишь относительно дел государственных; кроме них Октавиана ждало еще одно, убийственное откровение: Антоний желал быть похороненным рядом с Клеопатрой в ее александрийской усыпальнице (которая еще только строилась), даже если он умрет в самом сердце Рима.

Строчку за строчкой читал Октавиан завещание Антония пораженным сенаторам. В Риме оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Своим завещанием Антоний подтвердил справедливость обвинения Октавиана, что его враг уже стал египтянином. Антоний не просто предпочел Октавии Клеопатру, он предпочел Египет Риму! Когда эта весть распространилась по Италии и всему западу, отношение народа к происходящему резко изменилось. Люди были готовы поверить, что на востоке под знаменами Антония собираются мощные силы, дабы подчинить Рим и перенести столицу в Александрию, и стоит за этим злая воля Клеопатры. Более того, римляне готовы были каждый отдельно и все вместе поднять руку и принести клятву верности Октавиану как защитнику от египетской угрозы.

«Вся Италия по своей воле поклялась мне в верности, — пишет он с неубывающей гордостью сорок пять лет спустя, почти в конце своей долгой жизни, в «Res Gestae» («Деяния Августа») — автобиографии, составленной в качестве надгробной надписи в назидание потомкам. — Меня избрали вождем в войне, в которой я победил при Акции. Провинции Галлии, Испании, Африка, Сицилия, Сардиния тоже поклялись мне в верности. Среди тех, кто воевал под моими знаменами, было больше семисот сенаторов».

Можно не сомневаться, что этот вотум народного доверия, выраженный в форме клятвы, обеспечила Октавиану цезарианская партия, теперь полностью сплотившаяся вокруг него. Жители провинций, до того времени считавшие Рим средоточием далекой от них безымянной силы, властвующей над их судьбами, обрели теперь покровителя, который просит каждого из них принести ему клятву верности. В дальнейшем они смогут использовать эти отношения, чтобы просить, если понадобится, его защиты. Что может быть эффектней — ветеран, которому грозит суд, просит о помощи принцепса, на том основании, что сам никогда не отказывался помочь ему и рисковал жизнью в боях, — и Октавиан тут же берет на себя роль защитника в суде.