Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Аристократ до мозга костей, Антоний считал, что достоин славы и почестей, и не видел необходимости уважать общепринятые нормы поведения. Его отец оставил после себя огромные долги, значительная часть родового имущества оказалась настолько обременена ими, что Антоний отказался от нее. Не видя необходимости в благопристойном поведении, он провел молодость, услаждая себя вином и женщинами, не сдерживая своей склонности к роскоши, несмотря на такую прозаическую причину, как нехватка денег. Долги Антония были колоссальными, однако, как мы видели, стиль его жизни не являл собой чего-то необычного для того времени. Вступив в политическую жизнь необычно поздно, он служил в Сирии, Иудее и Египте, прежде чем присоединился к Юлию Цезарю в Галлии. Он не участвовал в большей части походов на ее территории, но зато сражался на заключительном этапе великого галльского восстания, кульминацией которого стала тяжелая осада Алезии летом 52 г. до н. э. Приняв сторону Юлия Цезаря в гражданской войне, Антоний был с ним во время италийской кампании, а также в заключительной фазе операций в Македонии, командуя левым крылом в битве при Фарсале. Более в битвах гражданской войны он не участвовал.[168]

Сообщения о военных достижениях Антония на самом деле не особенно впечатляют. Лично храбрый, он имел мало опыта самостоятельного командования в сколь-либо крупных масштабах, и в целом он провел в легионах времени меньше обычного. Тем не менее он изображал из себя великого воина и полководца – Геркулеса, предводительствовавшего армиями, равно как и совершителя более знаменитых подвигов, где являл свою силу, – и этот образ дожил до наших дней. Юлий Цезарь предпочитал использовать Антония скорее на политических ролях, оставив управлять Италией в 49 г. до н. э. и после сражения при Фарсале. Результат оказался не очень удачным. Антоний имел хорошие связи, происходил из лучшего рода, чем многие другие сторонники Юлия Цезаря, однако ему недоставало тонкости. Он объезжал Италию с караваном, в котором его сопровождали на глазах у всех его мать, любовница из числа мимических актрис, а также самая различная публика, которую считали неподходящей для свиты римского магистрата. Антонию нравилась компания актеров и актрис, которые, несомненно, переживали все те же страсти и эмоции, что и их коллеги позднейших времен, но при этом они оставались людьми более низкого социального статуса, кого бы он из себя ни разыгрывал. Сенатору, по общему мнению, не пристало проводить время с людьми такого сорта (многие из них, включая его любовницу, являлись бывшими рабами), однако Антония и на сей раз не интересовали общепринятые нормы. Однажды он сел в свое курульное кресло на Форуме, чтобы начать рассмотрение прошений, однако невероятно мучился из-за сильнейшего похмелья. Антоний еще не успел закончить дело, как его, измученного тошнотой, вырвало, согласно одному рассказу, прямо себе на колени, согласно же другому, кто-то из друзей очень кстати подставил ему свой плащ. Уверяли даже, будто он проводил эксперименты с колесницей, запряженной львами вместо лошадей.[169]

Возможно, более серьезными, нежели такое бестактное злоупотребление властью, добытой в результате гражданской войны, стали беспорядки, приведшие к насилиям в Риме и его округе, когда несколько честолюбивых людей, включая Долабеллу, выступили в защиту интересов должников. Когда Юлий Цезарь возвратился, наконец, в Рим, он какое-то время не прибегал к услугам Антония в общественных делах и обратил внимание на Долабеллу, взяв его с собой в очередной поход. Диктатор вызвал Марка Антония в Испанию в конце кампании, закончившейся битвой при Мунде, и вновь стал демонстрировать расположение к нему. Антоний ездил с ним в его колеснице, в то время как молодой Октавий и Децим Брут следовали за ними во второй. К 44 г. до н. э. избрание Антония в качестве коллеги Юлия Цезаря по консулату, а Долабеллы – его заместителя стали знаками возвращенного доверия и расположения.[170]

Будучи консулами, оба обладали властью до конца года. Они поддерживали Юлия Цезаря, благодаря ему и преуспевали, однако оба были аристократами из почтенных семейств с собственными амбициями. Было бы ошибкой видеть в них просто приспешников Юлия Цезаря, а не людей, добивавшихся особого положения для себя, которые просто считали выгодным для себя поддерживать его. Говорили, что Требоний прощупывал настроения Антония, когда заговор только возник. «Освободители» убили диктатора, чтобы восстановить республику, в которой вновь набрало бы силу соперничество аристократов в борьбе за должности и влияние. Консулы, естественно, являлись частью этой системы, и их поведение оказывало огромное влияние на то, как это соперничество велось (Plut. Ant. 13).