Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Во время последовавшей дискуссии один оратор за другим выступали за смертную казнь. Гай Октавий занимал среди сенаторов не то положение, чтобы его точкой зрения интересовались, однако Юлий Цезарь был претором‑десигнатом (избранным, но еще не вступившим в должность) на следующий год, а также великим понтификом, и Цицерон вскоре спросил его мнение. Ходили слухи, что дядюшка Атии принадлежал к числу заговорщиков, а потому теперь, вместо того чтобы доказать свою преданность республике, согласившись с остальными, смело выступил против казни заговорщиков. Он был прав, утверждая, что предавать их смерти без суда – антиконституционно, хотя его собственное предложение разослать обвиняемых по различным городам Италии и держать там под стражей вообще не имело прецедента. У римлян не существовало тюрем для содержания там преступников сколь‑либо длительное время и уж тем более постоянно.

Достижение согласия оказалось под угрозой, и казалось, что честолюбивый Юлий Цезарь обретет славу человека, который в одиночку сумел изменить умонастроение сенаторов. Тогда другой энергичный политик, трибун‑десигнат Катон Младший, произнес сильную речь, выступив за немедленную казнь обвиняемых. Остальные поддержали его и выразили серьезное сомнение в целесообразности содержания сторонников Катилины под стражей. Когда началось голосование, подавляющее большинство сенаторов высказалось за смертный приговор. Мы не знаем, как голосовал Гай Октавий, однако наиболее вероятно, что он поддержал общую точку зрения, а не разделил мнение Цезаря. Один из старейших и самых уважаемых деятелей сената назвал Цицерона «отцом отечества» (parentem patriae).[35]

Лентула отрешили от должности претора, но, блюдя этикет, Цицерон лично сопроводил его к месту казни, где заключенных задушили. После этого Цицерон лаконично объявил: «Они прожили!» – по‑латински это всего лишь одно слово, vixerunt. В Риме поговаривали о резне и поджогах, которые собирались устроить заговорщики, чтобы в городе начался хаос, и теперь люди вздохнули с облегчением, увидев, что опасность миновала. Республика избежала непосредственной угрозы, хотя Катилина и его армия еще не были побеждены. Куда труднее было предсказать долгосрочные последствия пренебрежения законами. Хотя Рим являлся господином мира, его политика по‑прежнему носила агрессивный характер, будучи источником насилия и нестабильности. Однако высокая степень риска искупалась немалыми выгодами в случае успеха, и когда год окончился, Гай Октавий был полон решимости продолжать карьеру.[36]

II

«Человек честный и богатый»

Отец его Г. Октавий происходил хотя и не из патрицианской, но достаточно видной всаднической фамилии, – человек основательный, безупречный, честный, богатый.

Веллей Патеркул. II. 59. 1–2

Пер. А. И. Немировского

Мы не знаем, насколько был богат Гай Октавий, муж Атии. Наши источники сообщают о его солидном состоянии, хотя не приводят примеров, которые позволили бы сравнить его богатство с тем, что имели другие сенаторы. Он владел домом на одном из участков Палатинского холма, известном как «Бычьи головы», и другим домом в Ноле – городе в двадцати милях к востоку от Неаполя, который Сулла сделал колонией для своих ветеранов. Здесь находилось также фамильное поместье в городе вольсков Велитрах и вокруг него, что к югу от Альбанских гор. Упорные враги Рима в прежние времена, вольски были побеждены и поглощены римлянами в IV в. до н. э.[37]

Свое состояние Гай Октавий получил по наследству, и это считалось у римлян лучшим видом богатства. Октавии принадлежали к избранному обществу Велитр, где одна из старейших улиц носила их имя. Существовала также легенда об Октавии, который второпях закончил жертвоприношение Марсу и успел повести в бой сограждан, чтобы отразить нападение соседей. Этот эпизод имел место, очевидно, еще до римского завоевания и привлекался для объяснения местных особенностей жертвоприношения Марсу. Позднее, в 205 г. до н. э., дед Гая Октавия служил военным трибуном в римской армии во время войны с Ганнибалом. Он не пытался занять общественные должности после окончания Второй Пунической войны – вероятно, он, подобно многим другим, просто принял участие в общей борьбе, когда республика оказалась перед лицом страшной угрозы (Suetonius, Augustus. 1–2).