Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Юлию Цезарю по предложению его внучатого племянника декретировали общественные похороны. Они состоялись в центре Форума – скорее всего 20 марта. Руководил всем Антоний, он же произнес надгробное слово. Наши источники расходятся в том, как долго и что именно он говорил, однако в отношении результата сомнений нет. Антоний показал толпе тогу диктатора, пронзенную кинжалами и забрызганную кровью, в то время как его восковую статую укрепили благодаря особому крану, подобному тем, что использовали в театрах, и поворачивали так, чтобы показать зрителям все двадцать три раны. Консул зачитал завещание диктатора, согласно которому обширные сады за Тибром становились общественным достоянием, а каждый гражданин должен был получить по 75 денариев (или 300 сестерциев) в дополнение ко многим благодеяниям в прошлом. Людей охватил гнев, когда они узнали, что наследником второй очереди объявлен Децим Брут. Ярость толпы дошла до того, что она стала нападать на дома заговорщиков и тех, кто им сочувствовал. Плебейский трибун и близкий друг Юлия Цезаря по имени Цинна был убит толпой, которая ошибочно приняла его за одного из заговорщиков с тем же когноменом. Подобно другому популярному персонажу, Клодию, Юлия Цезаря кремировали прямо на Форуме, скамейки и другие способные гореть предметы свалили в кучу, чтобы устроить погребальный костер. Заговорщики уже не чувствовали себя в Риме в безопасности и в ближайшие дни покинули город.[155]

В завещании также Гай Октавий назывался наследником трех четвертей огромного личного состояния диктатора с обычной в таких случаях оговоркой, что он как наследник примет также и имя Юлия Цезаря. Завещание было составлено 15 сентября 45 г. до н. э. по возвращении из испанского похода, и нет признаков того, что Октавий или кто‑либо из его близких родственников знал о его содержании. Молодой человек явно был в фаворе у двоюродного деда, который, несомненно, считал его более способным, нежели племянников. Однако важно помнить, что Юлий Цезарь отнюдь не собирался умирать так рано. Позднее Цицерон утверждал, что диктатор не вернулся бы из восточного похода, но нет оснований думать, что эта точка зрения получила распространение и может считаться правдоподобной. Не было уверенности, что Октавий переживет двоюродного деда, поскольку юноша страдал от сильных приступов болезни, которая и задержала его отъезд в Испанию в 45 г. до н. э., да и не похоже, что он обладал крепким здоровьем. Если бы молодой человек выжил в суровых условиях похода, под парфянскими стрелами, и подавал новые надежды, то Юлий Цезарь, возможно, выказывал бы ему более явные знаки внимания. Здесь мы опять попадаем в область предположений по поводу планов диктатора.[156]

Усыновление воспринималось римлянами очень серьезно, и усыновленный в отношении намерений и целей становился таким же, как и родной сын, поддерживая в дополнение к новым также и те полезные связи, которые доставались ему от его настоящей семьи. Такое усыновление могло произойти только при жизни отца. Это породило длительную научную дискуссию о том, какой именно статус получал Октавий по завещанию Юлия Цезаря. При этом в значительной степени упускается из виду главное. Октавий становился главным наследником имущества двоюродного деда и принимал его имя. Власть же, должности и почести последнего давались только лично и не передавались по наследству. Однако он был сенатором, который укрепил престиж своего рода и удерживал его на небывалой высоте. От молодого человека, наследовавшего богатства и имя Юлия Цезаря, неизбежно ожидали, что он приумножит успехи фамилии на политическом поприще. Разумеется, не обязательно было их добиваться немедленно, но со временем, по достижении соответствующего возраста ему бы просто надлежало вступить в политическую жизнь и показать себя достойным имени Цезаря.

Если Октавий принимал наследство, к чему его никто не принуждал, это было делом добровольным, то он тем самым обязывался соответствовать возлагавшимся на него политическим ожиданиям, связанным с его новым именем. Различие между основным наследником и сыном не отличалось ясностью, даже если речь не шла о полном усыновлении. Существенные различия возникали в силу некоторых технических деталей. Сын, родной или усыновленный, наследовал права отца надо всеми его вольноотпущенниками, а у Юлия Цезаря их было немало, причем зачастую весьма богатых, которым надлежало поддерживать его как своего патрона, голосуя за него, предоставляя в его распоряжение имевшиеся у них средства. Без официального усыновления Октавий едва ли смог бы получить законные права, хотя это не означало, что некоторые или все вольноотпущенники диктатора не выбрали бы его своим патроном.[157]