Октавия

- Я написала ему, но он не ответил - возможно, был за границей. Хотя это не имеет значения, он ведь меня не любил.

- Родители тоже не помогают? - спросил он.

- Они согласны помочь, но только при условии, что я отдам Уильяма - так зовут моего сына - на усыновление, а я даже подумать об этом не могу.

- Где он сейчас?

- Я оставила его у подруги - до вечера.

От голода у нее явственно заурчало в животе. Кроме того, она чуть не по пояс провалилась в мягкое желто-лимонное сиденье и в этой позе с задранными ногами чувствовала себя довольно нелепо.

Кори Эрскин задумчиво разбалтывал лед в стакане виски.

- Стало быть, вы хотите смотреть за моими детьми?

Гэрриет кивнула, изо всех сил стараясь не показать, как сильно она этого хочет.

- Вот они, - он кивнул на фотографии. - Джону восемь лет, Шатти пять. Вы наверняка читали в газетах байки про нашу с Ноэль семейную идиллию - так вот, все это вранье, и нашим детям с нами пришлось несладко. С тех пор, как родился Джон, Ноэль никак не может решить, разводиться ей со мной или нет, а дети, как водится в таких случаях, превратились в предмет спекуляции. Теперь она наконец-то остановила свой выбор на Ронни Акленде, - в его голосе появились жесткие, почти металлические нотки, - и мы занимаемся разводом.

Мне часто приходится надолго уезжать, - продолжал он. - Но дети постоянно живут у меня, в старом фамильном доме в Йоркшире. Из-за того, что Ноэль не умеет уживаться с людьми, няни у нас менялись, как в ускоренном кино. Я хочу, чтобы мои дети наконец-то почувствовали себя спокойно и уверенно, а для этого им нужен кто-то добрый, любящий, надежный и, главное, постоянный.

Договорив, Кори Эрскин поднял глаза. Перед ним сидело жалкое, бледное создание, совершенный заморыш: длинные, растопыренные по-жеребячьи ноги, темные волосы, стянутые на затылке черной мятой лентой, не правильные черты лица, огромные испуганные глаза, пухлые, как у ребенка, дрожащие губы.

- А вы хорошо себе представляете, на что идете? - спросил он. - У нас ведь там страшное захолустье, почти что край света, и местные жители разговаривают только об охоте. Сам я езжу туда работать, потому что там спокойнее, чем в Лондоне, но вы - сможете ли вы целиком посвятить себя моим детям? Если нет, то вряд ли стоит и пытаться. Сколько вам лет?

- Почти двадцать, - сказала Гэрриет.

- Но миссис Гастингс говорила что-то про университетскую степень?

- Она преувеличила. Когда я забеременела, мне пришлось бросить университет.

- Вот как? А вообще-то вам приходилось раньше смотреть за детьми?

- Мои знакомые довольно часто оставляли со мной детей, когда уходили.

- Но я понял, что вы как будто уже работали у миссис Гастингс - если, конечно, это не очередное ее преувеличение. Сколько вы продержались на предыдущей работе?

- Только один вечер, - чуть слышно ответила Гэрриет, водя носком туфли по ковру. - Я должна была вести хозяйство у одного человека, за городом.

- Ну и?

- Он… В первый же вечер он попытался меня изнасиловать.

Кори Эрскин приподнял брови.

- Лихо. И как же он это проделал?

- Вошел в мою спальню, как только я выключила свет, и…

- И вы решили оказать ему достойное сопротивление? Ну что ж, похвально.

Гэрриет вспыхнула, сердясь на самое себя: зачем она это говорила? Рассчитывала на сочувствие? Напрасно. Лицо Кори Эрскина ничего не выражало.

- А что ваш ребенок? - спросил он. - Много плачет?

Она вздохнула. Во всяком случае, можно говорить правду, все равно этой работы ей не видать как своих ушей.

- Да, много. Дети ведь как барометры, показывают настроение тех, кто с ними рядом. То есть… - Она запнулась. - Будь мне хорошо, наверное, и он был бы гораздо спокойнее. Но я уже забыла, когда мне в последний раз было хорошо.

Но Кори Эрскин уже не слушал ее. Отвернувшись к пишущей машинке, он отыскал нужное ему место на странице, провернул каретку назад и одним пальцем впечатал туда несколько слов.

Чурбан бесчувственный, подумала Гэрриет.

- Ну что ж, в конце концов, это ваши проблемы, - не оборачиваясь, сказал он. - Будете жить с ним в дальней комнате. Там его никто, кроме вас, не услышит.

Гэрриет открыла рот от удивления.

- Вы, я слышал, умеете готовить и водить машину? - продолжал он.

Гэрриет кивнула.

- Вот и хорошо. Не волнуйтесь, вам не придется везти на себе все хозяйство - этим у нас занимается миссис Боттомли. Она живет с нами много лет, но смотреть за детьми ей уже не под силу. Джон учится в подготовительной школе, он приезжает домой только на выходные. Шатти, младшая, ходит в школу на полдня. Вы должны будете возить их туда и обратно, смотреть за ними, когда они дома, следить за их одеждой, готовить для них - словом, все, что нужно. Завтра я уезжаю во Францию и пробуду там не меньше месяца, но когда вернусь, собираюсь пожить какое-то время дома: мне надо будет закончить пару рукописей.

- То есть… вы хотите сказать, что вы меня берете? - дрожа от волнения, спросила Гэрриет.

Он кивнул.

- Я только не уверен, понравится ли вам у нас.

- Понравится ли мне, - медленно повторила она. - Это все равно, что спрашивать утопающего, понравится ли ему спасательный круг.