Октавия

- Кори? Алло! Пожалуйста, пригласите к телефону Кори, - послышался в трубке мужской голос - бархатистый, чарующе-медленный, словно ленивый.

- Его нет, - ответила Гэрриет.

- Жаль. Я надеялся его застать, - сказал голос. - А где он?

- Он улетел в Антибы. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

- Вряд ли - разве что согласитесь дать мне взаймы пару тысчонок. Я нашел для Кори роскошную лошадь, он наверняка захочет ее купить.

- Если хотите, можете ему позвонить, - сказала Гэрриет. - Он оставил номер. Скажите мне только, кто вы.

В трубке раздался оглушительный смех.

- Кит Эрскин, паршивая овца семейства Эрскинов, к вашим услугам. Думаю, миссис Боссис наверняка успела вам кое-что обо мне порассказать, верно?

- Нет, ничего такого. - Гэрриет покраснела и порадовалась, что собеседник на другом конце провода не может ее видеть.

- Знаю, что успела. Но вы не верьте ни единому слову. Клянусь, я чист, как стеклышко.

Гэрриет прыснула, прикрывая трубку рукой.

- А вы, вероятно, Гэрриет? - продолжал он. - Несчастная жертва обмана?

- Простите? - Гэрриет тут же внутренне ощетинилась. - Кто вам такое сказал?

- Кори. Точнее, не сказал, а зачитал мне длинный-предлинный ультиматум по поводу того, что он со мной сделает, если я посмею на вас покуситься. Это не ваш малыш там так разрывается?

- У него режутся зубки, - сказала Гэрриет.

- Я бы на его месте сходил к дантисту, так ему и передайте. От Ноэль ничего нет?

Гэрриет рассказала ему об открытке с футболистами - что было, пожалуй, не очень корректно, но это она сообразила слишком поздно.

Кит на своем конце провода лениво рассмеялся.

- Мне нравится, как она держит Кори на поводке - да и меня, впрочем, тоже. В иные времена у нее этих поводков скапливалось по стольку, что даже странно, как у нее до сих пор одна рука не стала длиннее другой. Знаете, чем теперь занимаются все наши знакомые? Заключают между собой пари: разведется с ней Кори или нет.

- Извините, но мне нужно подойти к ребенку. - Гэрриет вдруг осознала, что сплетничать о своем хозяине нехорошо.

- Постойте, не уходите, - попросил Кит. - У вас просто потрясающий голос. Наверное, вы и сама такая же? Ну-ка, признайтесь, какая вы?

- Бледная и худая, как жердь, - сказала Гэрриет.

- Прекрасно, как раз то, что я люблю. В следующем месяце я должен писать в ваших краях один портрет, так что приеду, сам разберусь. Смотрите, не крутите там без меня с местными кавалерами!..

Как все это грустно и мило, думала потом Гэрриет. Грустно, потому что своей легкой, немного театральной непосредственностью он отчаянно напомнил ей Саймона; мило - потому что так приятно снова пококетничать с кем-то просто так, хотя бы по телефону.

А еще позже Амброзий, вернее, Амброзия, решила окотиться в огромной - четырехспальной, как мысленно называла ее Гэрриет, - супружеской кровати Эрскинов. К шести часам утра, устроив усталую, но довольную роженицу с пятью котятами в кухне на чистой подстилке, Гэрриет наконец-то добралась до собственной постели.

Однако очень скоро - кажется, через несколько минут - ее разбудил весьма ехидный голос Шатти, сообщавший, что уже половина десятого.

- О Боже! - Гэрриет кубарем скатилась с кровати. - Сегодня же у миссис Боттомли выходной!

Плюнув на умывание и на ходу натягивая на себя что попало, она бросилась вниз, сунула Джону и Шатти по куску хлеба с джемом, побросала Джону в чемодан все, что нужно на неделю, схватила переносную колыбельку с голодным и сердитым Уильямом и помчалась к машине развозить детей по школам.

Ночью подморозило, и колеса проскальзывали, как по катку. Гэрриет изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге, но мешал Джон, игравший с дверной ручкой. Неожиданно его рука соскользнула, дверца подалась, и его чуть не вышвырнуло из машины. Крутанув руль и чудом избежав столкновения со встречным автомобилем, Гэрриет втащила Джона обратно, захлопнула дверцу и звонко шлепнула его по голой коленке.

- Чтобы больше такого не было! - в сердцах крикнула она.

Джон смолчал и даже не повернул в ее сторону головы, но кровь отхлынула от его щек. На голой коленке проступило красное пятно.

Шатти, разумеется, ликовала.

- Гадкий, гадкий Джон! - радостно повторяла она.

- А ну замолчи! - рявкнула на нее Гэрриет, заезжая в ворота школы.

Едва они остановились, Джон схватил свой чемоданчик и выскочил из машины.

- Пока, заяц, - сказала Гэрриет. К этому времени она уже перекипела. - В пятницу вечером заеду за тобой.

Джон побелел.

- Я тебе не заяц, - дрожащим от гнева голосом сказал он. - Я тебя ненавижу. Слышишь, ненавижу! Лучше бы ты к нам не приезжала! Я скажу папе, пусть он тебя выгонит!

Борясь со слезами, Гэрриет высадила Шатти у дверей начальной школы. Всю дорогу домой голодный Уильям орал благим матом.

- Уильям! - умоляла она. - Потерпи, уже скоро.

Дома, пока подогревалось молоко, она успела постирать кое-что для Уильяма и сунуть белье в центрифугу.

Неожиданно зазвонил телефон. В тот же миг Уильям взвыл с удвоенной силой, молоко убежало, а когда Гэрриет бросилась снимать его с плиты, выяснилось, что она забыла подставить под центрифугу ведро.