Октябрь

Деревянный палубный настил в том месте, куда угодил тяжелый русский фугас, полыхал веселым желтым пламенем, а восьмидюймовая бронеплита, прикрывающая перегрузочное отделение башни «А», треснула и частично сорвалась с болтов. Кроме того, несколько очагов пожара вспыхнуло в средней части корабля, где один за другим продолжали рваться русские фугасы. По «Дредноуту», разматывая шланги, побежали матросы пожарного расчета. На перевязочный пункт к фельдшеру потащили первых раненых, а в мертвецкую – первых убитых. Бьющие прямой наводкой шестидюймовки сметали с палубы матросов аварийных партий быстрее, чем те успевали выбегать из безопасных бронированных недр корабля.

Ровно в 13:28 по местному времени башни главного калибра «С», «D», «Е» начали разворачиваться на левый борт, чтобы покарать наглых русских артиллеристов. Башня «В» находилась в необстреливаемом секторе, а башня «А» оказалась небоеспособной, перекосившись на катках от близкого сотря- сения.

Последовавший через минуту залп главным калибром, произведенный на максимальных углах возвышения по русской батарее, показал всю бесперспективность этого занятия. Снаряды разорвались на скалах, примерно в двухстах пятидесяти футах ниже вражеских позиций. Британские артиллеристы кусали локти от злости. Быть слишком близко – это тоже очень плохо. Эти чертовы русские оказались в мертвой зоне!

Следующий замыкающим в боевой колонне броненосный крейсер «Ланкастер» получил приказ принять вправо, выкатиться из строя и, заняв более удобную позицию, подавить русскую батарею у входа в Кольский залив.

Ровно в 13:30 таран британского крейсера стал забирать вправо, прямо в сторону русского минного поля. Черти в аду быстрее зашуровали в топках, ожидая массового поступления свежих грешников.

Если второй и третий залпы невидимых британцам русских кораблей легли близким накрытием, не дав прямых попаданий, то снаряд из четвертого залпа ударил под острым углом в крышу боевой рубки. Пропахав носом борозду по броне, снаряд, весящий тысячу фунтов, надрезал металл и сорвал плиту с болтов. А потом он лопнул, доламывая то, что не успел сломать до этого. Вдобавок ко всему брызнувшие веером крупные осколки основательно отперфорировали первую трубу, так что она стала похожа на дуршлаг.

Адмирал Оливер был контужен взрывом. Первое, что он почувствовал, приходя в себя, была вонь сгоревшего тротила. Он был потрясен до глубины души, когда, поняв глаза к подволоку, увидел неровный разрыв в броне фута на три длиной и проникающий через него дневной свет. Еще большим потрясением стали санитары, вытаскивающие из рубки раненых и убитых, в том числе и безвольно обмякшего адмирала Кемпа. И это всего-то на третьей минуте боя.

Потом был разрыв русского фугаса на лобовой броне рубки. Броня устояла, но все внутри опять наполнилось тротиловым чадом, а сбитые с ног люди покатились по палубе кувырком. Еще один снаряд почти бесполезно ударил в правый борт, искорежив и сорвав с болтов бронеплиту. А другой рванул на полубаке, создав очередной, довольно приличный очаг пожара, быстро смещавшийся в направлении башни «А», которая скоро должна была стать похожей на кастрюлю, забытую нерадивой хозяйкой на огне.

Да, «Дредноут» был избит, искалечен, затянут дымом, но его броня еще держала удары, машины не повреждены, подводных пробоин пока не было. Самое плохое заключалось в том, что он получал удары, не видя ведущего огонь противника, которому можно было бы ответить такой же полновесной мерой. Сейчас первенец линкорного флота Великобритании, чье имя стало нарицательным, напоминал искусанного пчелами медведя, который, несмотря ни на что, пытался прорваться к заветному улью, не обращая внимания на распухшую от укусов морду. Правда, медведь в своих расчетах никогда не учитывает пасечника с двустволкой, но это уже отдельный разговор.

А вот следующий вторым в колонне броненосный крейсер «Бервик» был основательно избит снарядами с «Моонзунда», которые хотя и попадали в него реже, чем в «Дредноут», но почти всегда взрывались не на броне, а после ее пробития. Все-таки двенадцать дюймов против крейсера, пусть и броненосного, это более чем убойный аргумент.

Получив несколько сквозных прямых попаданий, британский крейсер, который еще не снизил ход, накренился на левый борт и горел по всей длине от носа до кормы.

Выполняя приказ адмирала, «Ланкастер», пока находящийся в положении необстреливаемого, увеличил скорость и все дальше выкатывался из строя, пытаясь занять наиболее удобное положение для обстрела батареи Кетлинского. В бортовом залпе у британского крейсера было девять шестидюймовок. Один залп ушел в молоко, перелетом, один бесполезно рванул на скалах ниже батареи, и еще один, как показалось британцам, дал накрытие.