Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Отречение императора Николая II создало ситуацию правового вакуума. «Царская власть… в России была источником права», – пишет историк Л. С. Фирсов. Именем царя двигалась государственная машина. Камергер двора И. И. Тхоржевский утверждал: «Не он опирался на государственные учреждения, а они им держались»[341]. А между тем с правовой точки зрения отречение было не просто небезупречным. Оно было нонсенсом. «Наши Основные законы не предусматривали возможности отречения действующего императора и не устанавливали никаких правил, касающихся престолонаследия в этом случае, – подтверждал один из самых квалифицированных юристов страны Владимир Набоков. – Но, разумеется, никакие законы не могут устранить или лишить значения самый факт отречения или помешать ему… И так как, при таком молчании Основных законов, отречение имеет то же самое значение, как смерть, то очевидно, что и последствия его должны быть те же, т. е. престол переходит к законному наследнику. Отрекаться можно только за самого себя… Престол российский – не частная собственность, не вотчина императора, которой он может распоряжаться по своему произволу. Основываться на предполагаемом согласии наследника также нет возможности, раз этому наследнику не было еще полных 13 лет… Поэтому передача престола Михаилу была актом незаконным. Никакого юридического титула для Михаила она не создавала»[342]