Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Антонов-Овсеенко «вышел следом за торопившими меня Невским и Подвойским. В белесых сумерках вечера автомобиль наш долго крутился разными закоулками, наконец остановился на одной из уличек Выборгской стороны… Перед нами стоял седенький, в очках, довольно бодренький старичок добродушного вида, не то учитель, не то музыкант, а может быть, букинист. Ильич снял парик, очки и искрящимся обычным юмором взглядом окинул нас.

— Ну, что нового?

Новости наши не согласовывались. Подвойский выражал сомнение, Невский то вторил ему, то впадал в уверенный тон Ильича; я рассказывал о положении в Финляндии»[2651]. Интерпретация Подвойского: «Усадив нас, Владимир Ильич начал с Антонова-Овсеенко… Он не берется уверенно судить о положении в Петроградском гарнизоне, но что ему хорошо известно состояние Гельсингфорсского и отчасти Кронштадтского флота. Моряки готовы к выступлению. Они могут переброситься в Петроград по железной дороге, а в крайнем случае и подойти к городу с моря. Войска, стоящие в Финляндии, все распропагандированы и всячески поддержат восстание…

Невский, специально ездивший по поручению Военной организации в Гельсингфорс… высказался в том смысле, что флот восстанет — Антонов-Овсеенко прав, — но продвижение флота к Петрограду встретило бы огромнейшие затруднения. После ареста офицеров, который окажется неизбежным в первый же час восстания, на их место станут люди малоопытные, малознакомые с картой минных полей, вряд ли смогут провести суда среди минных заграждений.

Я сказал, что подготовка восстания проводится Военной организацией самым интенсивным образом… принято решение направить ответственных товарищей на фронт: в 12-ю, 5-ю, 2-ю армию, на Юго-Западный фронт, в Минск, в Брянск… Принятому нами решению в связи с действующей армией Военная организация придает серьезное значение, а выполнение его потребует известного срока. Поэтому целесообразно было бы восстание несколько отложить, дней на десять. Тем более что время явно работает на нас: каждый новый день прибавляет нам сил, и наоборот — с каждым днем из-под ног Временного правительства все более и более ускользает почва… Я также обратил внимание Владимира Ильича на то обстоятельство, что Керенский может опереться на особые сводные отряды и другие реакционные части с фронта, могущие воспрепятствовать успеху восстания…

— Вот именно! — перебивает он меня. — Как раз поэтому-то и нельзя откладывать. Всякое промедление даст возможность подготовиться более решительно к разгрому нас с помощью вызванных для этого надежных войск с фронта. Восстание должно произойти до съезда Советов — особенно важно, чтобы съезд, поставленный перед свершившимся фактом взятия рабочим классом власти, сразу же закрепил бы декретами и организацией аппарата власти новый режим…

Простились мы трогательно. Было уже далеко за полночь. Словно на крыльях несся я обратно. В голове, как молотом, стучали ленинские слова: «Массы налицо. Наладить военное руководство ими. Дать им в руки возможно больше оружия — вот что надо»[2652].

Антонов-Овсеенко: «Осторожно выходим на улицу. У самых ворот вдруг наталкиваемся на высокую фигуру, прилаживающуюся влезть на велосипед, — неужели шпик?… Невский повернул в дом предупредить, я, сжимая револьвер, прошел за угол. Подвойский остановился на другом углу, велосипед тронулся. Через 2 минуты Ильич, снова неузнаваемый, направлялся в другое убежище. Мы успокоенно зашагали к автомобилю»[2653]. Антонов-Овсеенко тоже вдохновлен: «Эта деловая четкость Ильича бодрит, рассеивает сомнения моих спутников, крепит мою энергию. Да, надо дать «полный ход»[2654].

Успеху «в.в.» в тот момент могли помешать только колебания в самой большевистской партии. Именно поэтому Ленин столь болезненно воспринял «предательство» Каменева, который не только заявил о выходе из ЦК, но и дал интервью «Новой жизни», где рассказал о своем и Зиновьева несогласии с планами взятия власти. Горький в той же газете 18 октября комментировал: «Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит «выступление большевиков» — иначе говоря, могут быть повторены отвратительные сцены 3–5 июля… На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, что она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут «творить историю русской революции». Центральный комитет большевиков обязан опровергнуть слухи о выступлении 20-го, если он действительно является сильным и свободно действующим политическим органом, способным управлять массами, а не безвольной игрушкой в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков»[2655].