Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Кто больше приложил руку к пожарам и уничтожению документов — правоохранители или преступники, — сказать уже невозможно. Но мотивы были и у тех, и у других. Криминалитет избавлялся от своего прошлого. Но, как отмечают историки спецслужб, «в ряде случаев действия толпы грамотно организовывали сами же сотрудники полиции и специальных служб. Оставшись верными присяге, они выполняли негласное распоряжение об уничтожении наиболее ценных материалов агентуры и перлюстрации при угрозе их захвата»[401]. В первую очередь уничтожали личные дела секретных сотрудников и документы, регламентировавшие приемы политического сыска.

Профессионалы старого режима были отброшены в сторону. Васильев, ознакомившись с актами об отречении Николая II и Михаила Александровича, «пришел к выводу, что отречение царя означает, что все государственные служащие свободны от своей присяги и должны подчиниться новому правительству. Это, показалось мне, следует из формулировки акта об отречении… В соответствии с этим я написал письмо Родзянко, сообщив о готовности предоставить свои услуги новому правительству, если оно в них нуждается»[402]. Естественно, не нуждалось. Но, как только силы старого режима или силы порядка склоняли головы, они подвергались репрессиям.

При Министерстве юстиции 10 марта была образована Особая комиссия для обследования деятельности бывшего Департамента полиции и подведомственных Департаменту учреждений. В ее задачи входило: разработка всех дел, имевших отношение к политическому розыску с целью выявления сексотов, составление списков агентуры для опубликования, охрана и разработка архивов органов политического сыска на местах.

«На ловлю жандармских офицеров, секретных сотрудников и лиц, соприкасавшихся с ними, затрачивались колоссальные средства, силы и энергия… Ораторы в подавляющем большинстве только и делали, что громили «охранников» и полицию, так что составлялось впечатление, что революция была необходима только для того, чтобы свести счеты с ненавистным политическим розыском… Не было тюрем в империи, где не находилось бы в заточении жандармов, полиции, администрации и разного рода агентов власти. Той же участи подверглись правые политические враги социалистов. Арестован был и я»[403], — свидетельствовал жандармский генерал Павел Павлович Заварзин.

Нужны ли органы для защиты конституционного строя? Временное правительство отвечает: однозначно нет. Васильев утверждал: «Керенский с сентиментальным самодовольством провозгласил, что после революции «постыдная» Охрана должна исчезнуть навсегда и что свободная республика может существовать без такого оружия. Поэтому охранные отделения были упразднены, их сотрудники брошены в тюрьмы или посланы на фронт, а имена секретных агентов, которые стали известны правительству, публиковались в российской и зарубежной прессе»[404]. Были аннулированы все статьи закона о ниспровержении существующего строя. «Самое название, даже мысль о политической полиции не допускается к открытому обсуждению, — мы о нем толковали только в тиши кабинета»[405], — напишет Никитин.

Правда, постепенно Временное правительство стало приходить к убеждению, что какие-то органы политического сыска все же необходимы. Васильев свидетельствовал: «Керенский первым начал переговоры с бывшими руководителями политической полиции, в том числе и со мной, чтобы узнать, хотим ли мы помочь правительству своим опытом в борьбе против левых экстремистов. Если бы это правительство просуществовало дольше, Охрана в лице части ее прежних сотрудников, возможно, могла бы праздновать свое возрождение»[406]. Но, как бы то ни было, правительство встретит Октябрь, так и не располагая собственной политической полицией. Ее воссоздадут уже большевики в лице ВЧК.

До февраля 1917 года никому в истории человечества не приходила в голову идея уничтожения разведки и контрразведки, да еще в разгар большой войны. В воюющей стране под названием Россия в первые же дни революции в числе других представителей царских спецслужб были арестованы все сотрудники разведки и контрразведки.

Подполковник Никитин с ужасом писал о событиях 27 февраля: «Один из неприятельских агентов — Карл Гибсон, которого, кстати, я вновь поймал через полтора месяца и водворил в тюрьму, выскочив на свободу при февральском перевороте, первое же, что сделал, это привел толпу и ворвался с ней в помещение контрразведки под предлогом, что пришел громить «охранку». Начав разгром, он прежде всего разыскал свое досье в делах по алфавиту и, конечно, унес его с собой. Толпа, руководимая Гибсоном, переломала шкафы, сожгла и перервала много бумаг, разбросала по полу до 300 тысяч регистрационных карточек, хранившихся в алфавитном порядке. Служащих тут же захватили и поволокли в Государственную думу, где их намеренно представили как политических агентов Охранного отделения и посадили в отдельную комнату».