Октябрь

Холодное спокойствие в принятии мер воздействия — лучшая ванна для протрезвления умов заблудших. В этом спокойствии есть своеобразная красота.

При появлении на площади головной части нашего баталиона группы людей у подъездов начали увеличиваться. Кое-кто из одной группы перешел в другую. Это дало новый поворот моим мыслям. «Наше прибытие обсуждается. Значит, положение серьезнее, чем это было бы желательно. Очевидно, мы им нужны как воздух», — повторял я оценку возникшим новым соображениям по отношению неведомого мне положения дел в городе.

«Что же, очаровательно! За нами дело не станет. Пускай скорее дают задачу и полномочия, а там будет видно, на чьей улице будет праздник», — гордо думал я, любуясь чистотой передвижения втянувшегося на площадь баталиона и принимавшего построение в развернутый фронт, лицом к Зимнему дворцу и правым флангом к Главному Штабу Петроградского военного округа.

Построения закончились. Раздалась команда: «Стать вольно». Наблюдавший за построением Начальник Школы с поручиками Ск. и Б. направились к Главному Штабу. Ко мне, на правый фланг фронта, перешел капитан Галиевский… Меня потянуло к нему.

«Не густо…» — встретил он меня замечанием.

«Образуется…» — в тон, лаконично ответил я.

«Равняйсь!» — неожиданно скомандовал он, поворачиваясь к линии фронта.

Я быстро взглянул по направлению к Штабу.

К нам приближалась группа лиц, в центре которой, часто беря руку под козырек, отвечал на чьи-то вопросы наш Начальник Школы. Было ясно, что с ним идет «начальство». «Интересно, выйдет ли Керенский», — не находя знакомой фигуры в приближающейся группе, мелькнул вопрос.

«Господа офицеры, пожалуйте сюда!» — вслед за командой «вольно», раздалось приказание Начальника Школы, отрывая меня от размышлений.

Офицеры покинули свои места в строю и, окружив полукольцом озабоченное «начальство», строго официально вглядывались в их лица.

Подошедший в этот момент один из офицеров Главного Штаба, обращаясь к Начальнику Школы, попросил его отойти в сторону Главного Штаба.

«За Начальника Школы ухватились!» — прошептал кто-то сзади меня свое впечатление.

«Это мы сделаем карьеру!» — также шепотом произнес другой голос.

«Господа, господин военный комиссар при Верховном Главнокомандующем поздоровается с юнкерами», — почти сейчас же, возвращаясь обратно в сопровождении очень высокого, худощавого штатского, бросил нам Начальник Школы.

«Нет, нет, вы оставайтесь здесь», — остановил Начальник Школы попытавшихся было направиться в строй офицеров, лично же направляясь к юнкерам, в сопровождении все того же штатского.

«Баталион, смирно! — скомандовал Начальник Школы. — Сейчас вас будет приветствовать господин военный комиссар при Верховном командовании, поручик Станкевич».

«Господин комиссар…» — обращаясь к поручику Станкевичу, начал было соответствующий уставу рапорт Начальник Школы.

Но продолжение церемонии рапорта военный комиссар отклонил и, приподымая штатский головной убор, обратился к юнкерам Школы:

«Я счастлив видеть вас, товарищи-граждане, здесь, в момент напряжения всех усилий членами Временного Правительства на пользу великой нашей революции. Я рад, что некоторым образом родная мне Школа… Старший курс должен помнить меня… Я был в вашей Школе в числе ваших офицеров, пока революция не позвала меня к новому делу… в армии. Я сейчас приехал из армии. И я свидетельствую вам, что вера армии в настоящий состав правительства, возглавляемого обожаемым Алекс. Федор. Керенским, необычайно сильна. Дело борьбы за Россию с немцами также в армии сейчас стоит на должной высоте. И вот, в этот момент под стройное здание величайших усилий правительства обезумевшими демагогами, помнящими лишь свои партийные расчеты, подводится предательская мина. Везде царит вера в ясную будущность России, ведомой стоящим на страже революции правительством к победе, без аннексий и контрибуций, над сдающим уже врагом.

И только здесь, в столице, в красном Петрограде, готовится нож в спину революции. Я рад и счастлив приветствовать вас, так решительно и горячо, без колебаний, отдающих себя в распоряжение тех, кто единственно имеет право руководства жизнью народа до дня Учредительного собрания. Да здравствует Учредительное собрание! Ура!..»

Когда стихли вызванные речью военного комиссара клики ура, комиссар, отирая платком капли выступившего на лбу пота, продолжал свое приветствие.

Но продолжение было уже значительно короче. В нем военный комиссар высказал уверенность, что товарищи-граждане юнкера окажутся такими же доблестными защитниками дела революции, какими оказались на фронте те товарищи-граждане офицеры, которые раньше кончили эту родную ему школу.

«Да, да, вы правы, господин военный комиссар», — согласился я с ним в этой части его речи.