Октябрь

«Они ничего слушать не хотят и располагаются в комнате так, словно в конюшню явились», — возмущенно докладывал юнкер.

«А вы что хотите?» — справился я у второго.

«У нас та же картина, господин поручик, но кроме того хотят еще в молельню пойти. Их не пускает часовой, а они кричат, что может умирать придется, так чтобы помолиться туда пустили. — Нам будет очень приятно помолиться там, где сами цари молились — кричат они, — а вы не пускаете, жидовские морды. Часовой из наших евреев оказался. Юнкера обиделись, и если вы не придете, то еще дело до драки дойдет», — с еще большею растерянностью доложил второй юнкер.

«Смех и грех — пронеслось в голове. Это теперь не оберешься скандалов с этими бородатыми дядями».

«Александр Петрович, — пока только кончили свои доклады юнкера, обратился ко мне поручик Скородинский, — вот как раз капитан Галиевский через юнкера связи приказывает отдать левую часть этажа обороне казаков, так как у них есть пулеметы, а нам сосредоточиться лишь в расположении моей роты».

«Ну прекрасно. Передайте в ваши взводы командирам взводов, чтобы они их привели в комнату направо», — отдал я распоряжение юнкерам.

«Фельдфебель Немировский!» — обратился я к стоявшему невдалеке фельдфебелю 2-ой роты и прислушивавшемуся к происшедшим докладам. — «Я здесь», — подлетел он со своею пружинностью в манере вытягиваться при обращении офицеров к нему.

«Наблюдите за отданным приказанием. Да чтобы все это быстро было исполнено. Я буду при 1-ом взводе 1-ой роты. А пока пойдемте к молельной комнате, — предложил я Скородинскому, — посмотреть, что там за антраша выкидывают станичники, а то еще действительно в рукопашную схватятся».

Через несколько минут все приняло обычный вид порядка в настроениях юнкеров, — сцепившихся с казаками, но теперь тоже удовлетворенных полученной возможностью войти помолиться там, где «сами цари с деточками молились», — как, мягко улыбаясь сияющими грустно глазами, говорили они.

«Какие большие дети они еще», — возвращаясь к своим ротам, говорил я поручику.

«Вот и на фронте я не раз наблюдал, как бородачи 2-ой Уральской казачьей дивизии, увлекшись спором о преимуществах одного святого перед другим, абсолютно не обращали никакого внимания на лопавшиеся вокруг них гранаты и шрапнели. А однажды при отступлении я едва оторвал от богословского спора и выгнал из халупы шестерых казаков. Еще немного, и мы не успели бы сесть на коней и ускакать от вошедших в деревню австрийцев», — вспоминал я сюжеты фронтовой жизни.

«Да, они особенные, — соглашался поручик со мною. — И они мне очень нравятся, только не молодые, те так распустились, что противно на них смотреть».

«Да, да, а какие были это войска!» — вздохнули мы и смолкли. Через открытые окна ночная прохлада освежала воздух комнат, уже пропитавшихся запахом сапог, внесенным нами в эти так взволновавшие наши чувства стены. Тишина, соблюдаемая юнкерами, позволяла улавливать звуки где-то вспыхивающей ружейной трескотни, что не мешало подумывать о кухнях, находящихся во дворце, на предмет использования их для приготовления чая юнкерам. И эти думы опять напомнили мне о моем 26 часовом голоде. Хорошо еще, что Телюкин догадался сунуть коробку папирос.

«А вы бы пошли наверх. Там у комендантской есть столовая, где придворные лакеи сегодня подали дивный обед и вина. Право, сейчас — вы видите — все тихо, и можете положиться на меня», — начал убеждать поручик.

И словно меня кто подслушал. В комнату вошел капитан Галиевский и, подойдя к темноте на наши голоса к нам, передал приказание Начальника Школы явиться в помещение комендантской.

«Начальник Школы приказал всем офицерам школ и частей собраться для обсуждения мер и получения заданий по развитию обороны Зимнего. Поэтому идемте скорее, господа. Времени терять нельзя. А у вас хорошо здесь», — невольно поддавшись впечатлению покоя, закончил капитан.

Спустя немного мы входили в продолговатую комнату, шумно наполненную офицерством. Здесь были и казаки, и артиллеристы, и пехотинцы — все больше от военных школ, молодые и старики. Строгие, озабоченные и безудержно веселые.

Последние были неприятны; они были полупьяны. Начальника Школы еще не было. И поэтому все говорили сразу и на разные темы. Причем преобладающей темой служила противная черта Петроградского гарнизона, высчитывание старшинства в производстве в тот или другой чин, всегда с недовольными комментариями и завистливыми сравнениями.