Октябрь

Подходя к баррикадам, поленницам березовых дров, которыми был окружен Зимний дворец с площади, я услышал за баррикадами гул голосов. Раздался оклик: «Стой! Кто идет?» Несколько солдат направили на меня винтовки с баррикад. Я ответил: «Иду от Революционного комитета парламентером к Временному правительству с пакетом, и пакет нужно передать лично». Солдаты стали звать офицера; подошел офицер и предложил передать пакет ему. Я ответил, что по поручению Военно-революционного комитета пакет должен передать лично Временному правительству и сейчас же должен получить ответ. Он грубо ответил: «Давай и не разговаривай, иначе будешь расстрелян!» Я заявил ему, что в этом не сомневаюсь, а пакет передать ему не могу. Он тогда понизил голос и сказал: «Пакет я передам Временному правительству сейчас, а ты отбегай, а за ответом позовем через десять минут». Мне ничего не оставалось делать, как отдать, а в голове мелькнуло: «Сейчас, подлецы, в спину расстреляют». Отдав пакет, я отошел от баррикад и подошел к Павлову. Минут десять поговорили, за ответом не зовут, я решил обратно вернуться к Зимнему за ответом. Только что отошел от Павлова, как стали звать, чтобы я шел за ответом. Я не дошел двух шагов до баррикад, как со стороны Морской началась стрельба. Со всех концов Зимнего на стрельбу ответили из пулеметов и винтовок, из-за баррикад правительственными войсками был дан ружейный залп по Штабу округа, и вышла цепь. Я сразу лег у баррикад. У красногвардейцев, стоявших возле Штаба округа, произошло замешательство: некоторые бросились в подъезд, часть столпилась у подъездов, часть разбежалась за угол, и на огонь из Зимнего от Штаба округа ответили беспорядочной стрельбой.

Под свист пуль с двух сторон я шагов на двадцать отполз и кружным путем побежал в крепость сообщить, что началось наступление на Зимний и необходимо открыть огонь.

Георгий Благонравов

Где-то вдалеке шлепают по грязи ноги бегущего человека, ближе и ближе. Вот слышно, как он споткнулся и упал, раздается громкое ругательство и веселый возглас: «Товарищ Благонравов, где вы?» Радостью дышит этот голос. Дурманящая весть: «Зимний сдался, и наши там». Что-то большое ударяет мне в голову; кажется, почва уходит из-под ног; бессонные ночи тут тоже сказались. Антонов слегка поддерживает меня и крепко сжимает мне руку. Идем в гарнизонный клуб. Товарищ, посланный давеча с ультиматумом, уже возвратился и сообщил, что поручение им выполнено. Выстрелы, однако, не прекращаются, но я успокаиваю себя мыслью, что это отстреливаются отдельные юнкера. В дежурной комнате ко мне обратились двое матросов, предъявившие мне записку за подписью Лашевича о том, что они — артиллеристы и посылаются в мое распоряжение.

Лев Троцкий

Лашевич прислал в крепость двух моряков-артиллеристов. Правда, они не слишком опытны, но зато это большевики, готовые стрелять из ржавых орудий, без масла в компрессорах. Только это от них и требуется: звук артиллерии сейчас важнее меткости удара.

Георгий Благонравов

«Теперь уж поздно, товарищи, — говорю им: — Вот если бы вы пришли часа на два пораньше, так очень бы пригодились».

Решаю поехать лично во взятый дворец. Снаружи почти тихо, лишь изредка звучит одинокий выстрел и огненная вспышка режет темноту ночи. Выхожу за крепостные ворота. На мостике отчаянно тарахтит чей-то автомобиль, ослепивший меня светом своих прожекторов. Подхожу ближе, узнаю товарищей Подвойского и Еремеева: они объезжали действующие части и заехали в крепость, чтобы узнать о положении. Сообщаю им весть о взятии Зимнего. Решаемся ехать вместе к Зимнему. Сажусь в машину; быстро летим через Троицкий мост, Марсово поле, по Миллионной улице к дворцу. По обеим сторонам на тротуарах разбросаны солдаты Павловского полка, а ближе к мостику через Зимнюю канавку мы наезжаем на правильно раскинутую цепь. Нас окликают и задерживают. Объясняем, кто мы. Передаем весть о взятии Зимнего. Известие встречается с большим недоверием, голос из цепи авторитетно заявляет: «Какой там сдались, недавно оттуда нас здорово шпарили, опасно туда ехать». Но мы остаемся при своем мнении: решаем, что Зимний взят частями, действующими со стороны Невского, что цепь просто не осведомлена, а стрельба, о которой говорил товарищ, относилась к периоду более раннему.